— Я знаю.
— А причина как-то связана с местом, где мы живем.
— Как связана?
Рафаэль надел новую рубашку, но пуговицы застегивать не стал.
— Что-то на нас здесь действует, Рита.
— Что именно?
Дети закашляли во сне.
— С ними ничего не случится?
— Фаро присмотрит.
— Точно?
— Я дала ей немного водки.
— Тогда присмотрит, — кивнул Рафаэль.
Рита поставила бутылку в шкафчик под мойкой.
— Послушай, Рита, я хочу, чтобы все уехали отсюда. Покинули это место. Моргантаун.
В лунном свете казались огромными сверкающие белки ее глаз.
Она смотрела в ночь и молчала.
Они сидели голые на пластиковой клеенке, расстеленной на пригорке, у проволочного забора, окружавшего свалку. Пригорок этот они издавна предпочитали всем другим. Поднимаясь по склону, Рита и Рафаэль взялись за руки. Моргантаун остался позади. Под мышкой свободной руки Рафаэль держал клеенку.
По пути Рафаэль размышлял о себе самом, о месте, где они жили, о людях, их окружающих. Ребенком он выпивал банку или полбанки пива всякий раз, когда предоставлялась такая возможность. Если же в руки его попадало что-то покрепче, обычно водка — такое случалось, когда кто-либо из взрослых отключался, не допив бутылку, — Рафаэль садился рядом на землю и пил из горла до полного беспамятства. Если водки в бутылке было много, он делился ею с братьями и друзьями. И они тоже пили все, что попадалось под руку. Он даже не помнил, когда начал пить. По всему выходило, что пил он чуть ли не с рождения. Так он и жил, с постоянной головной болью, резью в глазах, зудящей кожей, соплями, текущими из носа, кашлем, сбитыми кулаками, без всякой надежды на просвет. То мучился от похмелья, то от отсутствия денег на выпивку. Он полагал, что причина всему, будь то резь в глазах, головная боль, зудящая кожа или беспросветное будущее, — пьянство, но, когда он пил или уже напивался до потери пульса, острота его чувств существенно притуплялась. И кошмары отступали. Но у большинства людей, встречавшихся ему и в городе, и даже в Биг Драй Лейк, он не замечал ни слезящихся глаз, ни расчесанной кожи. Они не чихали и не кашляли каждую минуту, многие из них даже не были пьяными. Но, наверное, все они работали. И не жили здесь, в этом месте, которое называли Моргантаун.
И уж конечно они знали, по меньшей мере думали, что знают, какое им уготовано будущее.
Впервые, пожалуй, Рафаэль понял, что это такое — знать собственное будущее.
Теперь он стал хозяином не только своей жизни, но и смерти, и мысль эта несла с собой безмерное облегчение.
