Верку можно понять. Когда за стеной регулярно бывает жестокое обращение, может, и до вас однажды очередь дойдёт. Уж скорей бы, господи.
Коля открыл дверь, выбежал счастливый пингвин. Пришлось уныло объяснять, это инсталляция, динамическое искусство. Переплетение семантических пространств Человека и Антарктиды, где артефакты двух миров в новом поле утрачивают смысл и обретают сверхсмысл. Вырванный из контекста пингвин, вступая в неординарную комбинацию с ванной и стиральной машиной, освобождается от утилитарной функции пожирателя рыбы, приобретая функцию символическую, декоративную и духовную. Это же так прекрасно, смена контекстов создает смысловые трансформации, игру значений, понимаете?
За восемьсот рублей милиция прекрасно поняла Колин бред.
Всё закончилось хорошо. Коля с Верой поженились, это не важно. Я хотел сказать, если в подарок предлагают пингвина или котика, конечно, лучше остановиться на платочке от Hermes.
Когда не хватает денег, или подгорел компот, или ремонт в женском организме, Люся терпеливо объясняет Маше:
— Потому что твой папа идиот.
Я генерирую Люсины несчастья. Сгоревшая кастрюля, месячные, начальник гад, в Уганде голод, ужасный колорадский жук, гибель абсолютно всех мамонтов, это всё я устроил. Извержение Эйяфьятлайокудля тоже. Специально, чтоб Люся измучилась. (Люся — диктор новостей).
Мы с Люсей, кто не знает, состоим в крепком, счастливом разводе. У неё новая квартира с видом на цементный завод. Между нами пять километров и два моста. Жизнь почти уже наладилась, хотя ещё не совсем. А раньше я был просто дэмон.
Вот однажды, у неё был юбилей. Ей так радовались на работе, что к вечеру Люся, как медуза из морской воды, на девять десятых состояла из шампанского. Забежала в баню, там подруги уничтожали Мартини. И Шардоне. И ещё потом какую-то синюю акварель, потому что жить надо здесь и сейчас.
В полночь пришёл банщик, сказал, все вон, пожалуйста.
Девчонки поделились на три группы:
Первая группа могла ходить.
Вторая группа умела ровно сидеть.
Третьей группой была Люся. Она спорила в раздевалке с собственной шубой. Одеваться отказалась. Банщику сказала, это её баня и он уволен. Звучало очень убедительно. Потом Люся упала, очень некстати, потому что банщик почти поверил.
Если девушке пора, обычно её вставляют в трусы, чтоб выглядело прилично. Но сил не оказалось, Люсины тряпочки запихали в сумку. Никто так и не вспомнил, в чью.
А что, решили подруги, голая Люся, это кому угодно милый сюрприз. Её завернули в шубу, внесли в такси, поцеловали и высадили у подъезда. Дальше её кино обрывается.
