. А. А. Зимин, возражая И. И. Смирнову, утверждал: «Прежде всего не убедительны доводы этого исследователя против авторства Сильвестра, который, во-первых, не мог выступать против советников царя, поскольку сам принадлежал к ним, а во-вторых, не мог писать царю в столь авторитарной форме, тогда как его Послание боярину А. В. Горбатому составлено в более мягких тонах. Однако Сильвестр осуждал отнюдь не всех, а только лживых советников (осифлян), как позднее делал кн. Андрей Курбский, восхвалявший советников мудрых. Независимый тон вполне соответствует всем тем сведениям об отношениях Сильвестра к царю, которые нам сообщают источники (Послания Грозного, Курбский и др.)»
>{385}.
Надо сказать, что идеи И. И. Смирнова ослабил, как ни странно, не столько А. А. Зимин своими возражениями, сколько сам И. И. Смирнов собственными рассуждениями насчет датировки Послания. Разойдясь с И. Н. Ждановым, относившим составление Послания к 1550 году, он заявляет: «Если исходить из предложенной И. Н. Ждановым датировки времени написания послания царю 1550 г., т. е. временем, непосредственно предшествующим созыву Стоглавого собора, то в этом случае в неразумных советниках следовало бы видеть новых руководителей правительства Ивана IV. Но такая интерпретация темы о «советниках» исключается как потому, что новые советники царя не могли нести ответственности за события 1547 г., так и по общей политической направленности послания, идеологической основой которого являлась защита самодержавной власти царя, т. е. обоснование той самой политики, которая нашла свое выражение в реформах, проводившихся после ликвидации боярского правления новым правительством. Однако тема о неразумных советниках приобретает совершенно новый смысл, если отказаться от датировки послания царю кануном созыва Стоглавого собора, а датировать его временем непосредственно после «великих пожаров» и июньского восстания 1547 г. В этом случае «неразумными советниками» оказываются те, кто являлись «ближними людьми» накануне июньских событий 1547 г., т. е. Глинские и их окружение, а призыв к царю порвать с неразумными советниками приобретает характер требования довести до конца борьбу за ликвидацию боярского правления. В пользу такого понимания послания царю можно дополнительно сослаться на следующее место послания. Указав на то, что в числе «казней», посланных на Русскую землю богом, было «пленение» «погаными» (т. е. татарами) русских людей, автор продолжает: «А оставльшихся сильнии сами своих плениша и поругаша, и всякими насилии, лукавыми коварствы мучиша». В этих «сильных», занимавшихся насилиями и мучениями «своих», т. е. русских же людей, нетрудно угадать княжат и бояр, стоявших у власти в годы боярского правления»
