. В. Б. Кобрин и Я. С. Лурье следующим образом комментируют данный текст: «Иван сравнивает «избранную раду» с гонителями христианства — сторонниками ортодоксального иудейства…»
>{131}. Имел ли Грозный хоть какие-нибудь основания для столь смелых сравнений? Не сочинял ли он? Если исходить из сведений, содержащихся в его послании Курбскому, придется признать, что некоторые основания для такого рода сравнений царь имел.
Согласно намекам государя, Андрей Курбский был любителем Ветхого Завета: «Аще ветхословие любиши, к сему тя и приложим»>{132}. Это — многозначительный намек, косвенно уличающий Курбского в склонности к «ереси жидовствующих», возникшей на Руси в конце XV века и в различных модификациях дошедшей до времен Ивана Грозного. Приверженцы этой ереси, как известно, отдавали предпочтение Ветхому Завету перед Новым Заветом. По-видимому, Курбский испытал некоторое их влияние. Следы подобного влияния видны в некоторых местах писем Курбского Грозному. В третьем Послании князя Курбского царю Ивану встречаем, как нам кажется, довольно примечательный в данном отношении текст: «Очютися и воспряни! Некогда поздно, понеже самовластие наше и воля, аже до распоряжения души от тела ко покаянию данна я и вложенная в нас от Бога, не отъемлетца исправления ради нашего на лутчее»>{133}. Самовластие и воля — понятия, связанные с поднятыми в еретической литературе конца XV — середины XVI века проблемами самовластия человека и его души, свободы воли и выбора. Вспомним «Лаодикийское послание» Федора Курицына, открывающееся загадочными словами: «Душа самовластна, заграда ей вера»>{134}. Как справедливо замечает Я. С. Лурье, «начало «Лаодикийского послания» представляет несомненный интерес для характеристики мировоззрения вождя московских еретиков»>{135}. По мнению исследователя, Федор Курицын, начиная свое сочинение с утверждения о самовластии души, «выступает в качестве решительного сторонника теории свободы воли»>{136}. Это означает, что он был противником учения о божественной предопределенности всего сущего, включая судьбу человека, что было тогда не чем иным, как проявлением религиозного вольномыслия. По наблюдениям А. И. Клибанова, «мотивы Лаодикийского послания навеяны Ветхим Заветом и подобраны тенденциозно в духе реформационных идей. К их числу, конечно, прежде всего относится идея самовластия души, первоисточники которой действительно прослеживаются во Второзаконии…»>{137}. Если это так, то любитель «ветхословия» Курбский тем более был расположен к идее самовластия души и воли.
