Валентина, со своей стороны, не так ясно разбираясь в своих чувствах, как Федер (ей было всего двадцать два года, и бóльшую часть своей жизни она провела в монастыре), начинала серьезно упрекать себя. Она часто повторяла себе: «Но ведь в наших отношениях нет ничего предосудительного». Затем она сделала открытие, что без конца думает о Федере. Потом, к невыразимому своему стыду, она заметила, что ее непреодолимо тянет к Федеру, когда его нет с ней. Она купила банальную литографию, вставила ее в рамку и на высоте четырех футов повесила над фортепьяно: ей показалось, будто один из изображенных на ней мужчин обладал сходством с Федером. Чтобы оправдать присутствие этой литографии, она купила семь других. Сидя одна в своей комнате, погруженная в мечты, она нередко осыпала поцелуями стекло, под которым находилось изображение походившего на Федера молодого солдата. Как мы уже сказали, диалоги молодых людей не заслужили бы упрека со стороны самых почтенных и самых высоконравственных людей, только этим людям не следовало бы чересчур внимательно следить за их взглядами.
Результатом угрызений совести Валентины и системы поведения Федера явилось то, что он без любви совершал поступки, говорившие о самой сильной страсти. Так, например, много времени спустя после окончания портрета-миниатюры Валентина пожелала осмотреть ателье художника. Воспользовавшись моментом, когда Делангль и два или три спутника г-жи Буассо рассматривали прекрасную картину Рембрандта, Федер перевернул одно из полотен, делавших его ателье неплохой картинной галереей, и показал Валентине великолепный портрет, написанный масляными красками и изображавший монахиню: это был превосходный портрет самой Валентины. Она сильно покраснела, и Федер поспешил присоединиться к обществу Делангля. Но когда г-жа Буассо собралась уходить, он сказал ей, казалось бы, с самым равнодушным видом:
— Я взял на себя смелость показать вам портрет этой монахини не случайно. В моих глазах этой вещи нет цены, но даю вам слово, что если вы не скажете сейчас: «Я дарю вам ее», — я завтра же отнесу эту картину в лес Монморанси и сожгу ее.
Валентина опустила глаза и произнесла, сильно покраснев:
— Хорошо, я дарю вам ее.
Нежная дружба, которую Федер не хотел прекращать и которая целиком выражалась во взглядах, могла бы дать повод для сильно компрометирующих догадок, но г-н Буассо был далек от каких-либо подозрений. Этот человек признавал лишь реальные факты, и вещи воображаемые или только возможные для него не существовали. Видя то влияние, которое оказывали на правительство крупнейшие банкиры и прочие денежные тузы, он понял, что власть покинула аристократическое Сен-Жерменское предместье с его громкими именами и перешла в салоны финансистов, умевших при случае быть дерзкими с министрами.
