Милы, а невозможно опознать.
Мы там, где дождик, чтобы моросить,
Мы там, где солнце, чтобы припекать.
Колючки звёзд тревожат каждый лоб,
А наша недалёкая звезда
Неразличима даже в телескоп
И первая — на зеркале пруда.
Проводить ещё раз облака
От крестов до слепящего круга,
Не заметить куда, с каблука
Вдруг вспорхнув, улетела супруга…
Потеряв невесомую нить,
Поклониться бетонному своду,
Чтобы снова в метро пережить
Неподдельную близость к народу…
Как положено — поезд, оставленный друг.
Разумеется, дождь, заоконная слякоть.
И уже перебор — стихотворный недуг…
Не хотелось скучать, а стараюсь не плакать.
Что поделаешь, рельсы — и те коротки.
Снова манят в ущелья гранитного глянца
Три вокзала — затоптанный остров тоски,
Людоедский, как наша привычка прощаться.
Я весь ваш, доктора, —
то гастрит, то мигрень, то мозоль…
То истёртая совесть
снова просит кривую заплату.
Одного не отдам на леченье —
сердечную боль.
Кардиологи, вон из палаты!
Повелитель
и штат самых преданных слуг,
эта боль — мой всеслышащий слух,
и надежда, и вера, и мера,
круглосуточный допуск
и в ангельский круг,
и в глаза изувера.
Я в размеренной жизни увязну,
Привыкну «следить за собой»,
Если надо, таблицу калорий
прибью к изголовью,
Только пусть остаётся со мною
сердечная боль —
главный признак здоровья.
