Получился Валерик в обновках красавчик. Хоть на выставку. Главное — сразу видно: мужчина. Раньше-то его за девочку принимали. Как встанет незнакомая толстая тётка посреди улицы да как начнёт причитать: «Он, бач, яки гарни очi! Яка гарна дiвчинка!» Валерик злился, смотрел исподлобья. Зато теперь его никто с девчонкой не спутает. Несмотря на то, что огромные карие глазищи с длиннющими ресницами никуда не делись. И кажутся в новой шапке ещё больше. Будто совёнок проснулся и любопытно смотрит: что новенького?
Но мысли про совёнка посещали окружающих. Себе Валерик в зеркале казался мужественным и суровым. Он надевал пальто и шапку, хмурил брови, выпячивал подбородок и слегка прищуривал глаза. Пытался дотянуть до образа пограничника Карацупы. Не мог дождаться первого снега, чтобы уже показаться народу в героическом виде.
Как назло, мокрая хлюпающая осень тянулась бесконечно. Каждое утро Валерик бросался к окну, но лес на горке виновато разводил голыми ветвями. Приходилось напяливать опостылевшее осеннее пальтецо идиотского кирпичного цвета, синюю вязаную шапку с помпоном и идти выслушивать оскорбления про гарну дiвчину.
Неудовлетворённость породила стремление к действиям. К каким-нибудь уже мужским поступкам, чёрт возьми (каррамба, доннер-веттер, сто тысяч чертей)! Валерик совершил побег. Пошёл как будто в школу, унизительно держась за Нинкину руку. А потом сбежал. Дождался, когда Нинка со своими дылдами-одноклассницами трещать начнёт, и улизнул. В другую сторону. Собственно, другая сторона давно манила и звала. Туда указывал рукой фанерный Ленин. Во избежание недоразумений он стоял на гигантских буквах: «Путь к коммунизму!» Валерик посчитал, что найденный коммунизм будет достойной компенсацией за невозможность надеть настоящую мужскую одежду.
И пошёл. И пропал. Появился к вечеру, когда уже все с ног сбились. И честно рассказал, что ходил искать коммунизм.
— Нашёл? — в один голос спросили три бабушки, тётя, дядя и Нина.
— Не-а. Там уже маленькие домики начались — и никакого коммунизма.
Что было дальше — понятно. Ругали, кричали, обещали наказать. Но как наказывать — неизвестно. В угол не поставишь. Всё занято. В большой комнате в одном углу буфет, в другом — бабушки Лизы тахта, в третьем — бабушки Веки кровать, в четвёртом — печка. В проходной тёмной комнате ещё хуже. В одном углу — книжный шкаф, в другом — сундук, в третьем — Нинкино раскладное кресло, в четвёртом — снова та же печка, но с другой стороны. А в кухне только Валерки не хватало! Тут и раковина с водопроводным краном, и газовая плита с кипяточными опасными кастрюлями, и вешалка с одеждой, и холодильник «Саратов», и окно-фонарь к Лене и Алику.
