В компании с дождём, его движенье глушит,
Но, уязвим в семье и музах, человек,
Узилище надежд, несбывшемуся служит,
Выманивая смысл из исступлённых лет…
Жизнь убывает, не борясь с собой, в бутылке,
Покуда, клокоча, выносит нас на свет
Кастальский ключ — колюч, токующий в затылке…
С зарёю, изрытый тобою,
скрипит, вездесущ, между строк,
Как губка, сырой от прибоя,
в присяжном запое, — песок.
Извне наблюдаем этруском,
я вещею солью пропах,
В сомнительных узах с моллюском,
но — с небом на равных правах.
Узилище страхов и жалоб,
в обветренном венчике кос,
Ты, непостижимая, жалом —
от жёлтых, язвительных ос.
Язвишь, наблюдая, (ревнуешь?),
что, неискусимая, ты,
Целуя рапсода, целуешь
обмолвку давнишней мечты.
В забвении — пыльные книги,
палитра, и — Веста, терпи! —
Предчувствие пляжной интриги
спускает инстинкты с цепи.
Для непосвящённых — загадка,
ну, отблеск её, наконец,
Перо занесённое — падко
до женских разбитых сердец.
С солёной заминкою в рифме,
что необъяснимей всего,
Волшебна стремительность в нимфе,
взмывающей из-под него
К иным эмпиреям… Помимо
сезонов, твердящих своё,
Аскеза рапсода палима
тревожным соседством её.
Не зная себя, под дыханьем
мистраля, ну, правы ли мы,
На пресное существованье
беря у великих взаймы?
Но что, поморяне, ни носим
в себе, переменам верны, —
На жёлтых, на выпивших осень,
на осах настояны сны…
Не тяготитесь ранней сединою,
В забвении фантазий молодых,
По-юному освистаны весною
Подснежников и мини продувных
Над лёгкими коленками, ведь в бремя
Отсутствие страстей и не бодрит
Бордо, но — лжесвидетельствует время
Про возраст, открывающий артрит
Как новую субстанцию… Не тают
Долги, и, в переменах на дворе,
В затворничестве честно наживают
Брюзгливость в дополнение к хандре,
Покуда, при отсутствии отмычек
К химере, именуемой «любовь»,
Всё очевидней паралич привычек,
Так упоённо мордовавших кровь
В пустом былом… Со скукою в статисте
Существованья, ни-че-го не ждут,
Обжившись во враждебном любопытстве
К вещам, что молча всех переживут,
Шушукаясь подмётными ночами,
Пока ж, лелея слабости свои,
Осилить деспотическую память
Отшельника «о славе, о любви» —
Не-мыс-ли-мо, подробностям внимая,
Ведь в скуке, обретающей закал,
Свидетельствует, мягкости не зная,
Любая мелочь, что, горячий, знал
Толк в жизни, несомненно одинокой…
Пока молчит, роняя прах, уже
Бесплотен, с ясной осени далёкой
Сухой листок, прибившийся к душе…
