На конвейере в III отделе стояли женщины с грудными детьми, профессора и научные работники […], и даже арестованные без санкции НКВД и Прокуратуры Союза официальные работники иранского и афганского консульств.
В Керкинском окружном отделе НКВД начальник отдела Лопухов и оперуполномоченный Овчаров систематически избивали арестованных, стоявших на «конвейере», причем, как показывает сам Овчаров, он, однажды напившись пьяным и разбив на головах арестованных две табуретки, добился в течение одного часа того, что все 15 человек арестованных сознались в шпионаже.
В дорожно-транспортном отделе ГУГБ НКВД Ашхабадской железной дороги сотрудники Алексеенко, Семендяев и другие, вымогая показания у арестованных, выщипывали или из бороды, или из головы волосы, подкалывали иголками пальцы, вырывали ногти на ногах и т. п.
Избиения арестованных очень часто заканчивались убийствами. Следствием установлено около 20 случаев убийств арестованных во время допросов как в отделах Наркомата внутренних дел ТССР, так и на периферии […]. Для того чтобы скрыть убийства арестованных, в аппарате НКВД ТССР врачом санчасти Никитченко, который также принимал участие в истязаниях арестованных, составлялись фиктивные медицинские акты о смерти, а на периферии сотрудники сами, без участия врачей, составляли подложные акты, заверяя их печатями, выкраденными из лечебных учреждений. Иногда […] на убитого фабриковалось фиктивное дело, докладывалось на «тройке», а затем на основании решения «тройки» о расстреле составлялся фиктивный акт о проведении приговора в исполнение.
Одним из самых возмутительных способов вымогательств показаний у арестованных, несомненно, являлся так называемый допрос «на яме». Сущность этого допроса […] состояла в том, что арестованного, который, несмотря на применение «конвейера» и избиений, упорно не сознавался, следователи в числе осужденных к расстрелу вывозили за город к месту приведения в исполнение приговоров и, расстреливая в его присутствии осужденных, угрожая расстрелом ему самому, требовали, чтобы он сознался […]. Такой допрос обычно заканчивался оговором десятков и даже сотен в большинстве ни в чем не повинных людей […].
Низовые работники, будучи менее искушенными в провокациях, прибегали к более грубым подлогам. Они составляли протоколы допросов от имени не существующих в природе свидетелей и сами подписывали эти подложные протоколы; они составляли фиктивные протоколы обысков о якобы найденных крупных суммах денег, оружии и т. п.; они составляли подложные справки о социальном, имущественном положении обвиняемых, превращая колхозников, бывших бедняков и середняков, в кулаков, рабочих — в бывших белогвардейцев, участников антисоветских партий и т. д. […].
