– Зачем тебе это нужно, Оля? Доказать, что ты на такое способна? Я и так это знаю. Или, может быть, таким поступком хочешь убедить кураторов проекта, что более чем кто-либо достойна возглавить отдел?
Ольга вспыхнула.
– У меня и в мыслях не было! Как вы могли такое подумать?!
– Да ничего такого я не подумал, – вздохнул Панов. – Я же хорошо тебя знаю. Вернее, думал, что знаю. Знаешь, Оленька, – он впервые назвал ее по имени так нежно. – После гибели Алексея я ведь остался совсем один, и ты… Ты стала для меня самым близким человеком. Нет, я никогда не относился к тебе, как к дочери, хотя порой мне этого очень хотелось. Знаешь, я всегда мечтал о сыне, гордился им. А теперь должен признать, что мне не хватало дочери, такой дочери, как ты.
Никогда еще Панов не разговаривал с ней так откровенно. Может быть, это признак старости, промелькнула в голове неуместная мысль. А ведь Панов действительно сильно сдал за последние дни. Ольга подошла к нему и осторожно взяла за руку, ощутив под пальцами дряблую сухую кожу.
– Тогда тем более вы должны меня понять, Михаил Александрович. Я просто не могу бросить доверяющих мне людей на произвол судьбы.
– Но как? Скажи: как ты собираешься им помочь?! – надтреснутым голосом воскликнул Панов.
Ольга в ответ загадочно улыбнулась.
– Не знаю, Михаил Александрович. Еще не знаю.
* * *
В отглаженном полковничьем мундире Панов вовсе не походил на старика, каким на мгновение показался Ольге накануне. Сейчас он выглядел как зрелый и опытный руководитель крупного подразделения. Правда, мундир, который Панов для этого случая специально достал из шкафа, немного отдавал запахом нафталина и лаванды, но это чувствовала только стоящая рядом Ольга, да еще, может быть, подполковник Феоктистов, который также пожелал присутствовать на построении.
Само построение происходило на заасфальтированной вертолетной площадке во внутреннем дворе института, которую при хорошем воображении вполне можно было принять за строевой плац. Не хватало только флагштока с развевающимся флагом, военного оркестра да гостевой трибуны.
Ольге вдруг стало смешно. Она даже удивилась внезапной перемене настроения. Происходящее вовсе не располагало к веселью, хотя и отдавало некоторой театральностью. Главная роль в этой постановке отводилась Панову, а зрителями, безусловно, являлись разведчики, выстроившиеся напротив него в шеренгу. Судя по их сосредоточенным лицам, они все воспринимали происходящее совершенно серьезно. Хотя как еще они могли это воспринимать?
