По самой предельной цене.
Он тоже жаждал, но не мщенья.
Он быть хотел, но не собой.
И от ненужного общенья
Бежал в естественный запой.
Он был поэтом — в куче прозы
Он слыл мужчиной — в свете дам.
(Читатель жаждет рифмы «розы»,
Но я её ему не дам!)
Вот если бы боги чуть чаще
Вкушали в пивных,
Мы добывали бы счастье
Из скважин иных.
Но мы выпускали синицу
В бесцветную муть,
И нам оставалось забыться
И в горе своём утонуть.
В нём не смолкало ретивое,
Он был всегда навеселе.
Но он не пал на поле боя —
Полёг на праздничном столе.
Хотя какой там, к чёрту, праздник,
Какие, к дьяволу, столы,
Когда удача только дразнит
И гнёт краплёные углы!
Вот если б мы выбились в дамки,
Шагнули б конём,
Мы сочинили бы танго
И жили бы в нём.
Не где-то в астрале,
А здесь же, в пределах доски.
Но мы впопыхах проиграли
Своей же судьбе в поддавки.
Я слышу пульс на грани сбоя —
Впервые в жизни он не пьёт.
Он не выходит из запоя,
Он нам сигналы подаёт.
Он говорит: «Эй там, на суше!
Бросайте вёсла и дела —
Спасайте, мол, другие души,
Мою оставьте, где была.»
И вот гуляет без конвоя
Его счастливая звезда.
Он не вернулся из запоя,
Он там остался навсегда.
Он не дополз до пьедестала,
Хоть был при шпаге и плаще.
Теперь, когда его не стало,
Загадка: был ли он вообще?
