Крик совы | страница 7



— Полицию, — говорил Грег озабоченна — Но сначала дай я все осмотрю. Я лягу в гостиной, а не наверху, отсюда быстрее выскочить. Буду спать в брюках и ботинках, и уж если я кого-нибудь поймаю… — он скорчил гримасу и потряс огромными кулаками.

— Может, запасешься хорошим поленом вместо дубинки? — спросила девушка своим мягким голосом; она улыбалась, и, казалось, угроза, прозвучавшая в словах Грега, ничуть ее даже не тронула «Но она ведь вообще из тех девушек, кто тревоги не выкажет, а будет улыбаться и делать вид словно ничего не случилось», — подумал Роберт, ему это нравилось. Он никогда не видел ее взволнованной. И это подкупало его. Она сказала что-то еще, чего Роберт не разобрал; наверно, пошла в гостиную показать Грегу полено. Возле камина у нее стояло черное ведерко для угля, полное сучьев и щепок.

Из гостиной донесся смех Грега, громкий и дерзкий.

Роберт улыбнулся и пожал плечами. Потом расстегнул пальто, засунул руки в карманы брюк и, подняв голову, пошел прочь от дома к дорожке.

Девушка жила на Конакарском шоссе, которое — шесть прямых, но довольно холмистых миль, — вело в Хэмберт Корнерз; там, как предполагал Роберт, девушка работала. Через Хэмберт Корнерз он направился в Лэнгли, где жил сам. Лэнгли — городок покрупнее на берегу реки Делавэр — был известен своими магазинами, тем, что в нем находилось самое большое в округе предприятие по сбыту подержанных автомобилей, а также фирма «Лэнгли Аэронотикс», выпускающая детали для частных самолетов и вертолетов. На этой фирме Роберт работал инженером с конца сентября. Работа была не очень интересная, но платили хорошо, а его приняли с радостью, так как в Нью-Йорке он служил на достаточно известной фирме, проектирующей тостеры, электроутюги, радиоприемники, самописцы и прочие бытовые приборы — все, что может потребоваться в американском доме. Из Нью-Йорка Роберт привез еще и договор на завершение серии рисунков, которую начал один молодой француз для профессора Гумболовски. Двести пятьдесят с чем-то рисунков должны были во всех подробностях изображать пауков и разных насекомых. С профессором Гумболовски Роберта свели в Нью-Йорке его друзья Питер и Эдна Кэмпбеллы; они настояли на том, чтобы он захватил на встречу с профессором свои зарисовки ирисов. Профессор же принес несколько рисунков для книги, на которую уже заключил договор с американским издателем. Молодой француз, начавший эту серию и выполнивший почти половину рисунков, умер. Одного этого уже было достаточно для Роберта, чтобы отклонить предложение — не из суеверия, нет, просто вся предыстория несколько угнетала, а он и так был в депрессии. Кроме того, он не питал особой любви к насекомым и паукам. Но профессор был очарован его зарисовками, которые Роберт по наитию делал с ирисов, украшавших его с Никки квартиру, и не сомневался, что Роберт сумеет закончить рисунки, начатые французом, в том же самом стиле. К концу вечера Роберт принял предложение. Ничем подобным он, конечно, в жизни не занимался, но он ведь как раз и старался «начать новую жизнь». Он только что рассорился с Никки, жил в Нью-Йорке в гостинице и собирался уволиться с работы, выбирая город где поселится. Книга про насекомых могла привести к другим таким же контрактам, рисование могло ему понравиться, а могло и нет, но, по крайней мере, он это выяснит. Так он приехал в Риттерсвиль, штат Пенсильвания, — в город побольше Лэнгли, прожил там десять дней, не нашел никакой работы и отправился в Лэнгли разузнать насчет «Лэнгли Аэронотикс». Городок был скучный, но Роберт не жалел, что расстался с Нью-Йорком. И хотя от себя самого никуда не денешься, перемена обстановки — все-таки тоже перемена, и она помогла. Когда он закончит рисунки, ему заплатят восемьсот долларов, а до конца февраля он закончит. Роберт решил делать по четыре рисунка в неделю. Он рисовал, руководствуясь подробными, но небрежными набросками профессора и увеличенными фотографиями, которыми тот его снабдил. Оказалось, работа ему нравится, она помогла коротать тоскливые воскресные дни.