Дантон | страница 25
Элеонора. Что же это такое? Столько предательств? И у вас есть улики?
Робеспьер. Да, и даже больше чем улики: у меня есть внутренняя уверенность, а это такой светоч, который никогда еще меня не обманывал.
Элеонора. Да вы и не можете обмануться, вы знаете все, вы читаете в сердцах людей. Но неужели же все они продажны?
Робеспьер. Я уважаю человек пять, не больше: честного Кутона, который забывает о своих страданиях и думает только о страданиях человечества; милого, скромного Леба; моего брата, человека благородного, но слишком любящего удовольствия; двух младенцев и одного умирающего.
Элеонора. А Сен-Жюста?
Робеспьер. Его я боюсь. Сен-Жюст — одушевленный меч Революции, неумолимое оружие, он и мною пожертвует ради своего железного закона. Все прочие — изменники. Моя проницательность связывает им руки, любовь народа ко мне вызывает у них зависть, и они всеми силами стараются очернить меня. Проконсулы Марселя и Лиона прикрывают свои зверства именем Робеспьера. Контрреволюция выступает то под маской милосердия, то под маской террора. Если я хотя бы на миг поддамся усталости — конец мне, конец Республике. Кутон болен. Леба и мой брат — сумасброды. Сен-Жюст далеко, укрощает армию. Я один среди всех этих предателей, и они все ходят вокруг меня и пытаются нанести мне удар в спину. Они меня убьют, Элеонора.
Элеонора(с порывистостью юности берет его за руку). Если вы умрете, то умрете не один.
Робеспьер с нежностью смотрит на нее. Она краснеет.
Робеспьер. Нет, дорогая Элеонора, вы не умрете. Я сильнее моих низких врагов. Со мною истина.
Элеонора. Вы должны быть счастливы — ведь вы трудитесь для всеобщего счастья, а вас гнетут заботы. Как несправедлива жизнь!
Робеспьер. Я расстроил вас. Я не должен был смущать ваше доверие к жизни. Простите.
Элеонора. Не жалейте. Я горжусь вашим доверием. Всю ночь я думала о тех страницах из Руссо, которые вы нам прочли вчера. Они веяли отрадой на мою душу. Я слышала ваш голос и эти дивные слова... О, я знаю их наизусть!
Робеспьер(читает на память, с ласковой и чуть-чуть грустной улыбкой, напыщенным и вместе с тем искренним тоном). «Общение сердец придает печали нечто сладостное и трогательное, чего нет в наслаждении; дружба дарована была главным образом несчастным как облегчение страданий и утешение в горестях».
Элеонора, держа свою руку в руке Робеспьера, молча улыбается и заливается румянцем.
Что же вы молчите?
Элеонора(продолжает). «Разве то, что говоришь другу, может сравниться с тем, что испытываешь, когда он тут, рядом?»