Конта. Кому?
Гош. Свободе.
Конта. Хотела бы я взглянуть на эту деву.
Гош. Я думаю, она похожа на тебя. Сильная, хорошо сложенная, белокурая, отважная, страстная, но без твоих румян и мушек, без твоего жеманства и насмешек; она борется, а не смеется, как ты, над теми, кто борется! Она нашептывает нам не твои двусмысленности, а слова преданности и братства! Я — ее любовник! Когда ты станешь, как она, я буду твой! Вот мои условия!
Конта. Я принимаю их. Ты будешь моим. Идем сражаться! (Вырывает ружье у своего соседа и с подъемом декламирует несколько стихов из «Цинны».)
Погибнешь ты — твоя не омрачится слава:
На честь посмертную смерть не отнимет права.
Не честь, а только жизнь теряет в битве тот,
Кто жертвой случая в сражении падет.
Несчастья Кассия и Брута не затмили
Сиянья их имен; и хоть они в могиле,
Они живут еще в величии своем:
Мы римлянами их последними зовем...
. . . . .
Иди за ними вслед, как честь тебе велела!
(Бросается в толпу; толпа рукоплещет ей.)
Гош. В добрый час! Пусть нас ведет Корнель! Пусть потрясает перед нами факелом героизма!
Гюлен. Куда вы идете?
Гош. Куда мы идем! (Поднимает глаза и смотрит на дом, стоящий напротив.)
Маленькая Жюли в одной рубашонке, радостно взволнованная, выглядывает в окно.
Спроси у этой крошки, у этого мышонка с блестящими глазками. Я хочу, чтобы она сказала за нас, что таится в наших сердцах. Пусть невинность станет нашим голосом. Куда мы идем? Куда мы должны идти?
Жюли(поддерживаемая матерью, высовывается из окна и, протягивая к народу руки, громко кричит). На Бастилию!
Народ. На Бастилию!
Сквозь невероятный шум прорываются яростные выкрики; они раздаются со всех сторон, выкрикивают целые группы и отдельные лица — рабочие и буржуа, студенты и женщины.
Народ(в неистовстве). В Бастилию! В Бастилию!
— Свершилось!
— Сбросим этот гнет!
— Сорвем с себя ошейник!
— Опрокинем эту проклятую глыбу, которая давит на нас!
— Символ нашего поражения и унижения!
— Могилу всех, кто осмелился сказать правду!
— Темницу Вольтера!
— Темницу Мирабо!
— Темницу Свободы!
— Воздуху! Воздуху!
— Чудовище, ты рухнешь!
— Мы тебя сроем до основания, пожирательница людей, убийца, презренная, подлая, сообщница палачей!
Толпа грозит Бастилии кулаками; возбуждение передается от одного к другому, голоса хрипнут от крика. Гюлен, Робеспьер, Марат размахивают руками, тщетно стараясь заставить себя слушать: видно, что они не одобряют принятого народом решения, но их голоса теряются в невообразимом шуме.
