— А правда, что в Каменном Доме каждый день едят мясо?
Мун смутился от собственного любопытства. За один такой вопрос, узнай об этом Говорящие, ему бы навсегда запретили охотиться. Но Мун уже привык — с Хэнком можно беседовать о любых вещах.
— Правда. И не только мясо. Туда берут самых красивых девушек. У каждого Говорящего по две жены, не считая служанок, а многие юноши в поселке вынуждены спать со вдовами, которые никогда не родят детей.
— Ты ничего не боишься… — как эхо отозвался Мун.
— Боюсь, — признался Хэнк. — За жену и ребенка. Но они тоже боятся меня. Моя мать была из племени Вольных Рыбаков. Восемь зим назад Рыбаки дали клятву мстить за каждого убитого из их рода. Если бы не клятва, их бы(уже незаметно перебили. Ты же знаешь, как это делалось раньше? Рыбаков подстерегали в проливах и забрасывали камнями из пращей. Лодки тоже топили. Потом Рыбаки послали своих на Большой Берег и обменяли на мех несколько Огненных Копий.
— И тогда Лич отступил, — догадался Мун.
— Конечно, у Говорящих тоже есть Огненные Копья, меня учили их метать. Но Говорящие боятся связываться с Рыбаками.
Опасный разговор затеял Мун. Не поздоровится им, если кто-нибудь подслушивает!
— А правда, что Каменный Дом обогревают кострами?
— Да, осенью и зимой. В очагах, сложенных из камней. Можно всю ночь спать раздетыми.
Мун удивленно покачал головой. Сколько же надо дров! На острове всегда не хватало дерева, и дома в поселке не отапливались. Лишь в особо холодные ночи, когда вода становилась стеклянной, разрешали на ночь собирать детей в одной хижине и там разводили огонь. В остальное время зимой спали, прижавшись друг к другу, накрываясь циновками. Прошлой осенью Хэнк подарил Муну козью шкуру. Он никогда не называл Муна горбатым, а однажды прогнал ехидного Гавка, который издевался над Муном и спрашивал, сколько воинов перепробовали Лингу. Не раз Хэнк приносил их семье мясную похлебку, которую так любят дети.
— Ты хороший, Хэнк, — растрогавшись, проговорил Мун. — Если позволишь, я буду твоим другом.
Хэнк принес кувшин и налил в чашки вина. Яркие звезды мерцали высоко над головой, и легкий ночной ветер шуршал вершинами елей. Костер приятно согревал спину и вообще в этой чудесной горной долине все было по-другому, не так, как внизу, между сырых скал и громадой Стены, уже закрывающей почти весь горизонт. Муну вдруг захотелось заплакать. Это новое незнакомое чувство едва не заставило его всхлипнуть, но он устыдился собственной слабости.
