Фрей Бетто. И он там читал проповеди, объяснял крестьянам смысл борьбы с точки зрения веры?
Фидель Кастро. В тот период, он конечно, в политическом плане сочувствовал революции, поддерживал революцию. Он доказал это своим решением примкнуть к нам; в то время он делил с нами все трудности и, разумеется, не читал проповеди так, как это делается теперь или как может проповедовать священник – участник партизанских движений: эти крестьяне в период, когда падре Сардиньяс примкнул к нам, уже поддерживали связи с нашими силами – те, кто оставался в этих местах. Другая часть, боясь бомбардировок и репрессий со стороны солдат, которые сжигали дома и убивали крестьян, ушли из Сьерра-Маэстра. Те, кто остался, были уже тесно связаны с нами.
Насколько я помню, он не проводил подобных кампаний. Часто он оставался
в каком-то крестьянском районе, и я думаю, он проповедовал им веру как таковую. Он вел среди крестьян работу не политическую, а скорее религиозную. И поскольку, как я тебе уже говорил, туда никогда не приезжал священник, крестьяне очень ценили то, что он крестил их детей; это была общественная церемония большой важности и большого значения.
Я бы сказал, что его присутствие и тот факт, что он совершал там обряды, крестил множество детей, в определенной степени еще более укрепляло связи крестьянских семей с революцией, крестьянских семей с партизанами, делало еще более тесными связи населения с партизанским руководством; его проповеди или его политическая работа в пользу революции была, можно сказать, косвенного порядка. Кроме того, он был славный человек, все его очень любили, очень заботились о нем.
Фрей Бетто. А потом стали считать его команданте?
Фидель Кастро. Да, ему затем присвоили звание команданте – за то время, что он пробыл на войне, и за его достойное поведение. У нас не существовало института капеллана как такового. Ему присвоили звание команданте в знак признания его положения и его заслуг.
Фрей Бетто. И вы носили на своей партизанской форме маленький крест.
Фидель Кастро. Собственно, дело в том, что население Сантьяго присылало мне подарки, много народу присылало мне самые разные подарки – дети и взрослые. И вот одна девочка из Сантьяго прислала мне цепочку с крестиком и очень теплую записку; я стал ее носить, да, я ее носил. В сущности, если ты спросишь, был ли то знак веры, я бы сказал, что нет, было бы нечестно говорить, что то знак веры; то был знак признательности этой девочке. С другой стороны, среди нас находился священник, я был крестным отцом множества крестьянских детей, в этом плане не существовало абсолютно никаких предрассудков.
