Честное слово, не знаю я профессии, представители которой точно не могли бы внести свою лепту в мемуарную литературу. Пишут мемуары и дипломаты. А вот видный советский государственный деятель, дипломат и революционер Максим Максимович Литвинов мемуаров не оставил.[389] Более того — он и не хотел их писать. Говорил он по этому поводу весьма странные вещи: «Коллонтай часто упрекала Литвинова за то, что он не пишет мемуаров. Считала, что история революционной и дипломатической деятельности Литвинова будет очень важна для будущих поколений, для их воспитания на традициях ленинской партии. С просьбой засесть за мемуары к Литвинову обращались и многие другие товарищи. Максим Максимович либо отмалчивался, либо отвечал односложно: не привык писать».[390] Это говорит дипломат, выступавший десятки раз с трибун международных конференций, один из самых ярких ораторов тогдашней ООН — Лиги Наций. Писавший и диктовавший свои речи неоднократно…
«Летом 1950 года из Лондона в Москву приехал давний знакомый Литвинова Эндрю Ротштейн…
— Почему не пишете мемуары? — спросил Ротштейн.
И снова Литвинов ответил кратко:
— Не время писать воспоминания».[391]
Конечно, не время писать мемуары. Рановато. В 1950 году Литвинову всего семьдесят четыре года. Он в отставке, на пенсии. Через полтора года уйдет из жизни. А когда наступит «то самое» время писать? После восьмидесяти? В девяносто один год? Понимая, что ценнейший свидетель эпохи может уйти в любой момент, неугомонная мадам Коллонтай вновь настаивает и просит «все же взяться за мемуары». Вежливый Литвинов отвечает ей: «…Писать я, увы» разучился (физически), ибо за все время после революции я ничего от руки не писал и привык диктовать стенографистке. Теперь же диктовать некому. Так что следовать Вашему совету уже по этой причине не могу, не говоря о более серьезных причинах…»[392]
Так значит, есть и более серьезные причины, почему Максим Максимович Литвинов не хотел писать воспоминания и поделиться перевитым? Одному очень близкому другу Литвинов так и сказал: «Утром лишу, вечером рву». А «разучился писать» и «не время» — всего лишь отговорки. За полгода до смерти его вновь спросили: «Вы, Максим Максимович, конечно, мемуары пишете?» Литвинов саркастически улыбнулся, ответил: «Я не сумасшедший, чтобы писать мемуары».[393] Ведь у него были дети, у которых потом родятся свои наследники…
Товарищ Литвинов начал бороться с властями России совсем молодым человеком. В двадцать пять лет, в конце апреля 1901 года, он был арестован вместе с остальными членами Киевского комитета РСДРП и оказался за решеткой Лукьяновской тюрьмы. Революционер без ареста, без срока на каторге или в тюрьме — это как хоккейный вратарь, всю свою карьеру просидевший в запасе. Революционеру нужен ореол мученика, страдальца за веру. Правда, когда читаешь, как жили в России политические арестанты в местах заключения, то ореол этот тает, словно туман. Зато причины будущего падения Российской империи становятся очевидными. Это не тюрьма — это санаторий. «В тюрьме мы получали разными способами газеты и даже заграничную нелегальную литературу»,
