Они, похоже, были убеждены, что на дуване их не обделят добычей. Не суетились, не рыскали по заваленному телами полю вперегонки с коршунами и шакалами, больше заботясь о своих раненных, чем о поживе. Недавно над ними смеялись — за то, что в битве не орали так, чтоб Боги на небесах слышали, не гремели, как анты, оружием о щиты. Теперь их спокойствие, не поколебленное беспощадной сечей, внушало почтение.
Булан подъехал к главе чужаков. Тот сидел на траве, и девушка в доспехе — его дочь — перевязывала седую голову. Надрубленный позолоченный шлем лежал рядом. С кольчуги скалились львиные морды — такие же, как на знамени пришлых. Каган-бек, почитая старшего, приветствовал старейшину иноплеменников первым, соскочив с коня.
— Добрая была сеча, каган-бек, — разошлись в улыбке губы под ястребиным носом пришельца.
— Добрая, — кивнул шлемом каган-бек. — Но без вас она могла бы стать не такой доброй. Отчего вы так хорошо деретесь? Вы из мирного народа, я знаю. Мы, анты, аланы, буртасы — здесь все живут войной, но таких хороших воинов я не видел.
Прямота молодого вождя, казалось, позабавила старика. Он подумал, вздохнул и произнес:
— Нам помогает сражаться наш Бог. Мы зовем Его Господом Воинств.
— Ха! — побратим каган-бека, вождь черных болгар, Батбай, спешившийся вслед за вождем и названым братом, недоверчиво тряхнул головой. — Вы из страны Румов. Я знаю веру румов, знаю их Бога. Он — слабак, хуже, труп, висящий на дереве. Его люди — плохие воины. Они даже называют себя — рабами.
Глаза старика потемнели.
— Не равняй нас с ними, храбрый наездник! Мы не молимся трупам, тот из нас, кто коснется мертвечины, не смеет входить в святилище или есть с другими, пока не очистится! И мы не называем себя рабами — ибо мы сыны у Господа, Бога нашего. Да, они многое переняли у нас, те, кто пошли за Назареянином. Вся их мудрость, все, к чему стоит прислушаться в речах их священников — все взято из наших книг, из речений наших учителей. А теперь они гонят нас, будто бесчестный и наглый должник — пришедшего за займом благодетеля, как пригретый из милости пасынок — постаревшего и ослабшего отчима. Мы должны покидать свои земли, могилы предков только из-за того, что не хотим променять древнюю веру, которой тысячелетия служили мудрецы, цари и полководцы, на суеверие полукровок и рабов, выдуманное полуграмотным байстрюком, нахватавшимся вершков древней мудрости, всего лишь семь веков назад!
Каган-бек поперхнулся, с трудом удержавшись от более явных проявлений оскорбительного недоверия. Всего лишь! Песни хазар помнили прошлое на двенадцать поколений назад — это три века. «Новая» вера, от которой ушли эти люди, была вдвое старше древних преданий. Насколько же стара вера самих пришельцев?!
