– Ну что, доволен? Получил свой миллион? Всегда ты так -не спросишь, все по-своему!
– Ну что ты ворчишь?! Ты ж сама хотела!
– Я? А ты спросил?… Ну-ка, давай сюда миллион!
– Как же, держи карман шире! - огрызнулся я.
Василий тоже кипел от обуревавших его чувств.
– Ну ты, отец, и лопухнулся! Вот уж не ожидал! Я же тебя пихал, а ты ноль внимания. Миллион! Как же! Надул тебя этот фраер! Э-эх!…
– Заткнись! - зло бросил я ему и приготовился защищать свой карман. Все мы набычились и, похоже, решили перейти от слов к делу.
И тут раздался нетерпеливый звонок. Васька открыл дверь, и в комнату влетел пунцово-красный Роберт Иванофф. Жестом оскорбленного короля Лира он швырнул на стол некое подобие веника и, брызжа слюной, зашипел:
– Вы есть жулики! Господа! Да, да, все русские есть жулики! Верните мне чек и заберите это!
Боже! Ведь веник, брошенный им на стол, и есть тот самый букет голубых космических роз, еще пять минут назад лучившихся фосфоресцирующим светом и благоухавших так, что хотелось обнять весь мир. Цветы увяли, засохли, умерли! Не потому ли в наши души вселился бес гнева?! Да, да, это розы охраняли нас от всего дурного, присущего человеку, от всего; что накипью оседает в наших сердцах и потом вырывается наружу в виде злости, раздражительности, плохого настроения. Розы облагораживали нас. Теперь они мертвы. И виной тому я, продавший их этому типу, словно Фауст Мефистофилю свою душу. Поделом мне!
Мистер Роберт то багровел, то зеленел и все вился вокруг меня, сшибая стулья, шипел и требовал назад свой миллион. Мы с Машей стояли и смотрели друг на друга. Она тоже все поняла.
– Прости, - чуть слышно сказала она.
– И ты прости, - прошептал я в ответ.
Она бережно взяла умерший букет и унесла его на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.
– Возьмите, господин Иванофф. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Роберт Иванофф ловко смахнул бумажку в карман и кинул на меня неприязненный взгляд.
– Мошенники! - процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не было. - Гуд бай, май френдз! Не поминайте лихом.
Он ринулся к выходу и исчез - теперь уж навсегда. Я опустился на стул и задумался. Как все гадко, мерзко, некрасиво! Хрупко человеческое счастье, его так легко разбить необдуманным поступком, дурным словом, взглядом, мыслью. А разбитое не сктеишь…
– Коля! Коля, иди сюда! Скорее!
Опять что-то стряслось! Я бросился на кухню и остановился на пороге как вкопанный.
У стола сидела заплаканная Маша и завороженно смотрела на некогда прекрасный букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Он уже не походил на веник. На. Моих глазах свершалось чудо: сморщенные лепестки роз Распрямлялись, разглаживались, голубели. Оживали и - Или мне это только показалось? - улыбались. Сухие листочки вновь становились зелеными, колючие стебли наливались соком. Букет опять дышал, благоухал. Голубые розы, чудилось мне, звенели, словно веселые бубенчики. Или это счастливый смех Машы? Она, и правда, смеялась сквозь слезы, которые капали на букет, снова самый прекрасный в мире букет голубых роз!
