Первый дон | страница 134



Тот факт, что Савонарола был священнослужителем, известной личностью, ничего не менял. Да, он часто слушал проповеди этого человека, и они хватали его за душу.

Но Савонарола нападал на Папу и самых богатых людей Флоренции. Он участвовал в заговоре врагов республики.

И потому должен предстать перед судом, дабы под пыткой признать истинность выдвинутых против него обвинений.

В специальной камере, охраняемой солдатами, Салути руководил своими подчиненными. Дыбу уже подготовили, механик проверил все колесики, тяги, блоки, грузы.

Никаких поломок не обнаружил. В красном чреве печи лежали разнообразные щипцы. От идущего в камеру жара Салути прошиб пот. А может, потому, что он знал, что этот день принесет ему щедрое вознаграждение.

Салути гордился тем, что профессионально выполняет свою работу, пусть она ему и не нравилась. Не нравилось и то, что никто не знал, чем он зарабатывает на жизнь, пусть это и делалось для его безопасности. Во Флоренции месть считалась обычным делом. Домой он всегда шел при оружии, с обеих сторон его дома стояли дома ближайших родственников, которые всегда пришли бы на помощь, если бы на него напали.

Желающих занять его место хватало. Ему платили шестьдесят флоринов в год, плюс он получал премию в двадцать флоринов за каждый допрос, который поручал провести Совет.

Салути был в обтягивающих шелковых рейтузах и блузе темно-синего, почти черного цвета, в такой цвет материю красили только во Флоренции. Он, конечно, понимал, что в пыточной камере яркоцветье неуместно, но лично его такая мрачность тяготила, потому что Салути, несмотря на частые боли в желудке и бессонницу, отличался веселым характером и живо интересовался происходящим вокруг. Посещал лекции о Платоне в университете, не пропускал ни одной проповеди Савонаролы, бывал в мастерских знаменитых художников и скульпторов, чтобы посмотреть на самые последние картины и скульптуры. Однажды его даже пригласили в сады Лоренцо Медичи, еще при жизни Великолепного. Тот день стал самым знаменательным в жизни Салути.

Он никогда не испытывал наслаждения от страданий его жертв. И гневно отвергал подобные обвинения. Однако не мучила его и совесть. В конце концов, непогрешимый Папа Иннокентий издал буллу, оправдывающую применение пыток в поисках ереси. Да, крики жертв рвали душу. Да, по вечерам сон не шел, пока он не выпивал полную бутылку вина.

Но более всего его раздражало необъяснимое упорство его жертв. Ну почему они отказывались сразу признать свою вину? Почему тянули и заставляли всех страдать вместе с ними? Почему не желали внять голосу разума?