Сделав последнее усилие я протиснулся внутрь. Уже изнутри я увидел страшнейшую картину: Сквозь почти закрывшиеся ворота щемились люди. Кто-то умолял впустить их и не закрывать дверь, кто-то проклинал весь белый свет. Я увидал семейную пару, женщина уже была внутри и искала взглядом мужа который остался снаружи, она начала кричать, но он не мог пробиться через толпу. Ворота закрываясь раздавили, или даже лучше сказать разрезали, двух человек, которые были близки к спасению. Но были близки лишь наполовину. Одна половина была в убежище, а другая осталась снаружи. Фонтан брызг от лопающегося тела окропил толпу. Через несколько секунд все, почти все стихли. Это был шок. Кто-то прислонившись к стене рыдал, кто-то упал в углу от изнеможения. Да все же здесь сработал Дарвиновский естественный отбор — пробились только сильнейшие.
Мы находились в большом помещении, где была аналогичная дверь. То место, где мы стояли было буферной зоной или лучше сказать герметичной камерой. Когда первая дверь полностью закрылась, открылась вторая. Люди в военной форме стали всех заводить внутрь. Но не все могли спокойно зайти. Женщина оставившая мужа там, за первой дверью, билась в истерике, она подбежала к первому же офицеру с криками и мольбами впустить ее мужа, на что офицер ответил, что это невозможно. Тогда она накинулась на него, сама не ведая, что творит. Сначала она хотела выхватить у него из кобуры пистолет, но офицер дал ей отпор и оттолкнул ее. Безумная от горя женщина упала на пол, но тут же вскочила и опять бросилась на него. Она повисла на нем и трясла его изо всех сил. Раздался хлопок. Я не сразу понял, что это было, но безумная медленно отпустила офицера и рухнула на пол. Он тяжело окинул затихнувшую толпу взглядом и положил пистолет обратно в кобуру.
Таков закон тонущего корабля — паникеры должны умереть, что бы не распространять панику. Иногда одна смерть нужна для спасения сотен.
Все медленно пошли по длинному, плохо освещенному коридору. По бетонным стенам шли длинные и толстые кабеля, то тут, то там заползающие в большие трансформаторные коробки. В конце коридор начал опускаться все глубже. Пока мы молча шли, я все думал, что же случилось и что происходит? Может это все какая-то ужасная ошибка? Кому нужна крохотная страна на берегу Балтийского моря?
Почему все происходит в мирное время, ведь никакой войны даже и не предвиделось. Было много вопросов, но абсолютно не было ответов. Кто-то спросил у ведущих нас солдат «что происходит?» На что один из них сухо ответил — «Так надо». Тут у меня в голове промелькнула мысль, которая поразила меня в самое сердце — где мои друзья и близкие, что с ними? Я здесь в убежище, а они? Обречены? Я почувствовал сдавленность в горле и тяжелое чувство вины. Такой тяжести я никогда не испытывал. Но сейчас я думаю, в чем я тогда был виноват? Ни в чем, но чувство было.
