— Ну что ж, — замечает Жирмундский. — Описание до вольно подробное. Можно с вашей помощью сделать фоторобот?
— Пожалуйста, — соглашается Ягодкин.
— А вы не можете указать тех, кто еще видел его в поликлинике?
— Мои пациенты, ожидавшие приема. Фамилии и адреса можете записать по лечебным карточкам. Я скажу, чтобы вам дали их в регистратуре.
Жирмундский вежлив и дружелюбен. Как я и предложил, не допрашивает, а расспрашивает. По-деловому интересуется.
— А как он узнал, где вы работаете?
— Понятия не имею. Он знал даже, что я переехал сюда из Марьиной рощи.
— Может быть, он заходил к вам домой?
— Не знаю. Дома никого не было. Я сейчас не женат.
— Холост?
— Нет, разведен. Пока живу один.
— Может быть, он заходил к вашим соседям?
— Где? В Марьиной роще? Так дом снесен, и все разъехались кто куда. А с новыми соседями я почти незнаком. Где работаю, знают только в правлении жээска. А там я справлялся: никто обо мне не спрашивал.
— Тогда расскажите просто о себе, — улыбается Жирмундский. — Вы были женаты, развелись. А где сейчас ваша жена, под какой фамилией живет и где работает?
— А какое отношение это имеет к происшествию в поликлинике?
— Возможно, прямое. Он мог получить адрес поликлиники и у вашей бывшей жены.
— Я не поддерживаю отношений с моей бывшей женой. — Ягодкин уже сух и холоден. — Линькова Елена Ивановна. Живет в Москве. Получила однокомнатную квартиру. Где именно, не знаю.
Я считаю, что мне пора вмешаться. Спрашиваю так же сухо и холодно:
— В письме к нам вы называете себя участником Великой Отечественной войны. Где же вы воевали, на каком фронте, в какой части и в каком звании?
— А почему я должен отвечать на этот вопрос? — уже совсем раздраженно откликается Ягодкин. — И почему вам? Выясняйте сами, если хотите.
— Хотим, — говорю я. — Но сначала спросим у вас. Ваше письмо интересно, и уже потому многое в нем требует проверки. Поймите: не зная, как и, главное, почему этот иностранец нашел именно вас, мы вообще ничего не сможем объяснить. Ни себе, ни вам.
Я понимаю раздражение Ягодкина. Так и должен вести себя любой сохраняющий свое достоинство человек, непричастный к описанной ситуации. Не он создал ее в поликлинике, не он виноват в ней, так почему же интересуются его прошлым, явно не имеющим к ней отношения? Но мой тон и настойчивость все же побуждают его отвечать не капризничая.
— На Юго-Западном фронте с начала войны. Призван в Минске. — Он называет военкомат, часть, куда был направлен, имена командиров полка и роты. — Начал войну рядовым, кончил служить старшим лейтенантом. Имею два ордена. Снят с учета в сорок четвертом году по свидетельству медицинской комиссии о негодности к военной службе. После ранения два года не мог ходить: было повреждено колено. Передвигался на костылях, потом с палочкой, да и теперь хромаю. А как воевал, спросите у моего ротного. Сейчас он под Москвой, директор дома отдыха в Старой Рузе.
