— А нам еще говорят, черт подери, — откладывайте на черный день! — восклицал он с сардоническим хохотом. — На черный день! Здесь он делал паузу и снова разражался горьким смехом. — Когда ты видишь такую вот штуку, хочется спросить — зачем? Что, не так?
— Вот именно, — воодушевленно кивал итальянец.
— Как я сказал одному на днях... — начинал молодой человек.
— Боже мой! — кричал еврей. — Откладывать на черный день! А за каким дьяволом мне откладывать на черный день? — вопрошал он торжествующим агрессивным тоном, стуча себя в грудь и обводя собрание воинственным взором, словно кто-то пытался навязать ему это гнусное дело. — Что я буду с этого иметь? Да может, завтра меня не будет! Какого же черта мне откладывать, скажите ради бога? Мы на этой земле — ненадолго. Так поживем же всласть, черт подери! Прав я? — спрашивал он, оглядываясь вокруг, и остальные с готовностью подтверждали, что он прав.
— Как я сказал одному на днях, — вставил молодой человек, — это показывает только, что ты...
— Страховка! — воскликнул тут еврей с громким презрительным смехом. — Боже мой, страховые компании! За каким дьяволом нам тратить свои гроши на страховку? — вопросил он.
— Ну, ну, ну, — гортанно поддержал итальянец с презрительной лисьей улыбкой. — Ерунда это все.
— Чушь собачья, — согласился молодой человек, — как я сказал одному на...
— Страховка! — сказал еврей. — Если послушать этих прохвостов, ты будешь жить вечно! Откладывайте на черный день, черт бы их побрал. Копите себе на старость — себе на старость, черт подери! — иронизировал он. — Когда в любую минуту ты можешь получить то же, что и вот этот! Прав я?
— Вот именно!
— Делайте сбережения на всякий пожарный случай. Оставьте что-нибудь вашим детям, когда загнетесь! А почему я должен, черт побери, оставлять своим детям? — возмущался он, словно вся машина организованного общества и полтора десятка его отпрысков понуждали его к этому шагу. — Нет, дорогие! — сказал он. — Пускай мои дети сами о себе позаботятся, как я! Мне никто не помогал. Так какого же черта я буду тратить мою жизнь на то, чтобы копить для лоботрясов, которые даже спасибо не скажут? Прав я?
— Вот именно, — кивнул итальянец. — Ерунда все это.
— Как я сказал тому парню... — начал молодой человек.
— Нет, дорогие, — сурово и убежденно продолжал еврей с горькой, цинической улыбкой. — Нет, мои уважаемые! Извиняюсь! Когда я откину копыта и они соберутся вокруг большого гроба, — проговорил он, дополняя свои слова широким движением руки — пусть все посмотрят как следует, пусть посмотрят на меня подольше и скажут: «Что же, он пришел без ничего и без ничего уходит. Но это был человек, — произнес он громко, внушительным тоном, — который тратил, пока имел, и брал от жизни все, что мог».
