Хотя глаза ее размером и формой напоминали человеческие, их золотистый оттенок выдавал то, что Повелительница — колдунья. У нее были вертикальные, как у кошки, зрачки — черные на фоне желтого белка.
Любой мужчина, увидев тело Повелительницы, решил бы, что она — человек, и решил бы правильно. Но приблизившись, взглянув в ее глаза, он изменил бы свое мнение и попытался бы как можно быстрее убежать, а смех Повелительницы преследовал бы его. Или, если бы она сочла такое бегство оскорблением, сама Смерть отправилась бы в погоню за беглецом.
Повелительница надавила пальцем на чашу, подвинув ее, чтобы увидеть, встанет ли в пазы бронзовая печать. Все вышло точно, как она ожидала. Повелительница улыбнулась, прищурилась, словно кошка, как часто делают ее соплеменники в мире, лежащем вдали от мира людей.
Потом колдунья легким движением возложила обе руки на чашу и начала петь. Сначала чаша задрожала, потом застыла. Вокруг чаши и Повелительницы разлилось красное свечение.
* * *
Конан не оборачивался, как и любой хайборийский рыцарь, ведущий воинов в атаку. Он не оборачивался потому, что не желал показать своих сомнений воинам, которые поклялись, во что бы то ни стало следовать за ним.
Конан смотрел только вперед, на горный хребет — его единственную надежду на спасение. Кроме того, впереди его тоже могли подстерегать всевозможные опасности. Попади нога лошади в нору грызунов, она сломается, словно гнилая ветвь; лошадь и всадник кубарем полетят на песок. А если побеспокоить гнездо кобр, то смерть будет медленной и ужасной… Любая из этих опасностей может положить конец состязанию в скорости.
Кроме того, в отрогах гор можно было с легкостью попасть в засаду кочевников или другого отряда туранцев. Кочевники не любили туранцев, а менее всего именно сейчас, когда Ездигерд стал набирать силу. А мысль, что они могут продать туранским офицерам головы Конана и его спутников, лишь подхлестнула бы их.
Это пустыня для тех людей, у кого есть глаза на спине и чьи руки постоянно не сжимают рукоять меча. Но Конан уже много лет вел жизнь полную опасных приключений — большее число лет, чем у него было пальцев на руках, а афгулы, на родине которых процветала кровная месть, впитали осторожность с молоком матери.
— Конан! — кто-то позвал киммерийца, заглушая криком цокот копыт. — Туранцы выслали вперед отряд, который скачет быстрее остальных!
Конан узнал голос. Это был Фарад — первый среди афгулов. Киммериец ответил ему, не поворачивая головы:
