— На рынке бы взяла.
— Четыре рубля кило? — возмутилась Глаша, нимало не стесняясь гостей.— Скажите спасибо, что огурцов достала.
— Шашлык волшебный,—примирительно заметил Марк,—тает во рту. И совсем не пересохший.
— Барашек, — объяснил Сергей Георгиевич. — Черт с ними, с помидорами! Недели через две уже свои поспеют, как раз к твоему приезду, Марк. Между прочим, — он выбрался из-за стола и прошел к гардеробу,— заказы ваши выполнил в точности, вот тебе. Светик, два батника—тьфу, и кто такое слово уродское придумал, тебе, Марк, джинсы вельветовые. Померить не хотите?
— Дай нам хоть поужинать нормально, пап! Вечно ты некстати.
— Молчу.— Сергей Георгиевич давно привык к мелкой тирании любимой дочери. — Выпьем?
Закусывали лимоном, чокаться не стали. Оно конечно, прозаик Ч. вернулся из капстраны, но и Марку было чем похвастать — в феврале будущего года отправлялся в якобы несуществующую заграницу и он. Правда, речь шла всего лишь о паршивой Сирии.
— Сколько, говоришь, собеседований?
— Шесть, — не без кокетства вздохнул Марк. — Партбюро отдела, партком Конторы, профком Конторы, выездная комиссия, райком. Старая площадь.
Сергей Георгиевич сочно расхохотался.
— Рассказал бы я тебе, гусь лапчатый, как я в первый раз в Англию оформлялся в пятьдесят восьмом году, да боюсь, вечера не хватит. Шесть! А шестнадцать не хочешь? Да, изменились времена, — он призадумался, — но волокиты все равно немало. Правда, Вероника уже насобачилась, печатает все, что нужно, прямо у себя в издательстве, дня за два обычно управляется. А там отнесешь секретарше эту потетень, плитку шоколада приложишь — и вся недолга. Иной раз и в два месяца удается оформиться... Да бери ты еще барашка, Марк, чего жмешься? Светка тебя, верно, совсем голодом заморила. И сама с лица спала. Дура ты дура, последние деньки догуливаешь, в октябре уже на работу. Страшно?
— Ни капельки. Я за тобою как за каменной стеной. С каждой новой встречей проникался Марк не то что симпатией, но уж, во всяком случае, уважением к гостеприимному служителю муз. Кто же спорит, особой тонкости в Сергее Георгиевиче не водилось. Но и фанатиком его назвать язык не поворачивался. Просто предан человек своему делу. Какое дело — это уже другой вопрос. Разве не у всякого есть право отстаивать свои убеждения? К тому же по уголку джинсов, торчащему из пакета, видел Марк, что они любимого песочного цвета, да и сидели, должно быть, как влитые—долго обмеряла Света своего суженого стареньким сантиметром, долго морщила лоб, переводя советские размеры в европейские, а на всякий случай — и в американские. — И не похудела я вовсе, — добавила она, — а надо бы.
