Сенсация! Скандал! Чрезвычайное происшествие! – вот три кита, на которых стоит популярная пресса, вот что вздымает тиражи газет и обогащает издателей. Есть сенсация – спеши сообщить о ней первым, нет сенсации – придумай ее, раздуй шум о всякой мелочи, кормись с каждого слова – это прекрасно понимали и этим в совершенстве руководствовались и издатель популярнейшего копеечного «Московского листка» Николай Иванович Пастухов, властитель дум московских обывателей, вышедший в издатели из разорившихся кабатчиков, и владелец популярнейшего одноцентового «New York Morning Journal» Уильям Рэндольф Херст, сын калифорнийского сенатора-миллионера. Херст требовал от редакторов писать и издавать газету так, чтобы ее могли и хотели читать полуграмотные эмигранты, невежды, обитатели городского дна, подростки – одним словом, все, – Пастухов в то же самое время завоевывал симпатии лакеев, горничных, кучеров, прачек, кухарок, лавочников, мелких ремесленников, купечества средней руки. У Пастухова писали Владимир Гиляровский и Влас Дорошевич, у Херста – Марк Твен и Джек Лондон, и в бесконечной погоне за успехом, за тиражом, за популярностью у читателей было какое-то подобие спорта, вроде стремительно входящего в моду футболя, где игроки равно пользуются и силой, и выносливостью, и финтами отменной хитрости. Теперь же, ах, теперь, былые правила и привычки были в один момент обвалены: сенсационность стремительно становилась обыденностью. Тиражи взлетели до небес при первой информации о пришельцах из будущего, газеты рвали из рук у продававших их на улицах мальчишек, казалось – вот оно, счастье издателя, вечная сенсация, – но те, кто полагал подобным образом и решил отдыхать от ежедневной тяжелейшей погони за новыми скандалами, вкушая манну небесную после аккредитования своих корреспондентов вначале при московской электротехнической конференции, затем при петербургском съезде физической и технической науки, – и дойдя, наконец, до ожидания открытия еще и химического съезда, – внезапно обнаружил для себя, что читатель пресытился бурным потоком того технического совершенства, которое сулило будущее. Кто из владельцев газет не сумел или не успел понять этого, тот обнаруживал газету нераспроданной, долги перед кредиторами росли, имущество уходило в заклад и с торгов – и полнейший крах приближался со всей неотвратимостью.
Но подлинные газетные короли и теперь не теряли сметки и предприимчивости.
