Довольно любопытно, что найденное решение не имело ничего общего с математикой, и позднее Джерихо клял себя за то, что слишком углубился в детали. Если бы он так не устал, то, возможно, вернулся бы назад и нашел решение раньше.
Это случилось в субботу вечером, во вторую субботу декабря. Около девяти Логи приказал ему идти домой. Джерихо начал возражать, но Логи был неумолим:
— Будешь продолжать в таком же духе, убьешь себя, а от этого, старина, никому, особенно тебе, никакой пользы.
Добравшись на велосипеде до своей норы над пивной в Шенли-Черч-Енд, Джерихо заполз под одеяло. Он слышал, как внизу заказывают выпивку последние завсегдатаи, как они уходят и бар закрывается. В предутренние часы Джерихо не спал и, глядя в потолок, думал, вернется ли к нему когда-нибудь сон. Мысли вертелись, как машина, которую он не мог остановить.
С первого же появления Акулы стало очевидно, что единственно приемлемое решение — переделать бомбочку с учетом четвертого ротора. Но это оказалось кошмарно долгим делом. Вот если бы удалось завершить столь героически начатое Фассоном и Гразиером дело и выкрасть Энигму-Акулу! Тогда переделка пошла бы легче. Но Энигмы-Акулы были коронными драгоценностями германского военно-морского флота. Они стояли только на подводных лодках и, конечно, в Главном центре связи подводного флота в Сент-Ассизе, к юго-востоку от Парижа.
Может, послать в Сент-Ассиз десантников? Сбросить парашютистов? Нет, не годится. Невыполнимо. Да и бесполезно. Если бы каким-то чудом и заполучили машину, немцы узнали бы об этом и перешли на другую систему связи. В интересах Блетчли было сохранить веру немцев в неуязвимость Энигмы и не предпринимать ничего, что поколебало бы эту веру. Минуту. Джерихо сел.
Одну, черт возьми, минуту.
Если четырехроторные энигмы имеются только на подводных лодках и в центре управления в Сент-Ассизе — а в Блетчли было достоверно известно, что дело обстоит именно так, — как тогда, черт побери, передачи с подводных лодок расшифровываются на береговых метеостанциях?
Никто не удосужился задать этот вопрос, а он-то как раз и был главным.
Чтобы прочесть депешу, зашифрованную на четырехроторной машине, нужно иметь такую же четырехроторную машину.
А есть ли она?
Кто-то сказал, что гениальность — это вспышка молнии в мозгу. В тот момент Джерихо понял, что такое гениальность. Решение лежало перед ним, как залитый светом пейзаж.
Он схватил халат и натянул поверх пижамы. Пальто, шарф, носки, ботинки… Не прошло и минуты, как он, виляя, мчался на велосипеде по залитой лунным светом равнине в сторону Парка. Яркие звезды, промерзшая, твердая, как железо, земля. Его охватило нелепое веселье. Хохоча как сумасшедший, он ехал по замерзшим лужам вдоль обочины. Корки льда под колесами лопались, будто мембраны барабанов. Джерихо катил под гору в Блетчли. Равнина осталась позади, и внизу, в лунном свете, по обеим сторонам блестевших, словно река, железнодорожных путей показался городишко, обычно скучный, некрасивый, но в эту ночь такой же прекрасный, как Прага или Париж. В неподвижном воздухе за полмили было слышно, как на запасных путях маневрирует поезд — внезапное отчаянное пыхтение паровоза, лязг вагонов, затем долгое спускание пара. Залаяла собака, за ней другая. Проехав мимо церкви и памятника погибшим на войне, Джерихо притормозил на льду и свернул налево, на Уилтон-авеню.
