В армии ему всё же послужить пришлось. Но во время учений взорвался миномёт, четверо солдат были убиты на месте, пятый — Муссолини — получил более сорока осколков. Так что и солдатское житьё-бытьё было ему знакомо не по чужим рассказам.
Но не только сам Муссолини ковал свою судьбу. Обстановка в мире после первой мировой войны требовала появления таких деятелей, которые были бы способны создать условия для проведения назревших общественных преобразований — завершения перехода от классического капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму и империализму, но без новых революционных потрясений.
После первой мировой войны почти во всех воевавших странах ненависть широких народных масс к тем, кто развязал эту недавнюю бойню, разруха, безработица, резкое падение жизненного уровня привели к возникновению революционной ситуации. Лозунг «Сделать, как в России!» повсюду становился знаменем миллионов трудящихся. Пример России показывал правящим классам Европы, чем может для них обернуться попытка насильственного подавления недовольства обездоленных.
Правящей элите Европы нужно было найти таких деятелей, которые могли бы оседлать революционное рабоче-крестьянское движение, ввести его в приемлемые рамки и ценой минимальных потерь для крупного капитала обеспечить хотя бы на несколько лет политическую стабильность в обществе.
И такие деятели появились. В Италии эта роль выпала на долю Муссолини, создавшего в 1919 году Фашистскую партию (то есть «Партию боевых друзей», «Партию товарищей»).
Но почему именно он? Потому, что он был не просто голосом фронтовиков, а и выдающимся оратором, который в своей речи или статье был способен соединить доходчивость и пафос, воодушевляя слушателей, ибо сам искренне верил в справедливость того, что он говорил и писал. Муссолини верил, что только созданное им учение и организованная им партия приведут Италию к расцвету. Он мог вчера говорить одно, завтра другое, но и то и другое одинаково искренне. В моральном отношении (как, впрочем, и в бытовом) он не был образцом и сам признавался, что испытывает отвращение к нравственности. Он был демагог, носитель множества пороков. Однако авантюризм сочетался у него с трезвым расчётом, романтизм — с прагматизмом.
Главное же — в том, что он великолепно чувствовал настроение и ожидания тех, к кому обращался. Он умел показать себя «своими парнем», но стоящим выше слушателей и читателей, то есть бывшим как бы их мозгом, и направить их чувства, а когда надо — и действия в нужное для него русло.
