Потом родители смеялись, часто воспоминая этот случай. И радовались, что им так повезло с соседями по даче. А Кристина несколько дней через силу глотала одну лишь манную кашу. Заходили все те же соседи, теперь улыбающиеся и мирные, без всяких кольев, гладили Кристину по голове и говорили привычное о свадьбе, до которой все всегда и у всех отчего-то обязательно заживает.
Немало неприятностей доставляли Кристине и ежедневные непременные, по расписанию, завтраки, обеды и ужины. Эти постоянка и обязаловка угнетали. Кристина родилась малоежкой, а родители считали святым долгом накормить единственного ребенка, — то есть насильно, с уговорами, сказками и прибаутками впихнуть в дочь суп, мясо или макароны.
Завтраки, и обеды превратились для Кристины в ужас. Она их боялась и старалась по возможности оттянуть. Ужины проходили чуть легче — к вечеру есть немного хотелось.
Однажды утром, не в силах жевать ненавистную гречку, Кристина стала потихоньку, отворачиваясь от матери, одновременно еще что-то поджаривающей на сковородке, выплевывать кашу и прятать за диван. Вскоре, таким нехитрым образом, Кристина гречку одолела, чем порадовала мать. Правда, через несколько дней мама, убираясь на кухне, наткнулась на горку запылившейся гречки. Она все поняла, обругала дочь, почему-то обвинив в неблагодарности, и принялась вталкивать в нее еду с удвоенной силой и энергией.
К концу школы болезни отступились от Кристины, то ли побежденные ее молодостью, то ли напуганные ее отцом. Так что в институте она почти не болела.
Отец радовался и повторял:
— Было бы здоровье, остальное купим!
Папа сильно ошибался.
Правда, он попытался купить Кристине семью и счастье, и сделал это легко, ловко, играючи, в расчете на блестящую победу. Но промахнулся. Финал оказался печальным.
Кристина иногда удивлялась, почему он, умный, на редкость практичный и такой опытный, думал, будто действительно возможно все купить. Были бы деньги…
Геннадий Петрович всегда все мерит на рубли, потом — на доллары, а позже — на евро. Считал деньги всеобщим эквивалентом. Они полностью соответствовали его представлениям о глобальной независимости, неограниченной силе и оружии. И он упорствовал в своих заблуждениях и понимании жизни. Почему? Вероятно, потому, что он все-таки был недалек от истины в ее самом примитивном, простейшем осмыслении и выражении.
— Голодный врач опасен! — смеясь, повторял Воздвиженский. — И даже очень! Поэтому докторам надо платить и платить! И чем больше, тем лучше!
