«А идея нации, — говорит индийский поэт-философ Тагор, — является одним из самых мощных обезболивающих средств, когда-либо изобретённых человеком. Под влиянием его паров целый народ может осуществлять систематическую программу самого разрушительного своекорыстия, ни в малейшей степени не осознавая его моральную извращённость — на самом деле, чувствуя себя опасно обиженным, когда на него указывают». [Rabindranath Tagore, Nationalism, New York, 1917, p. 57]. Тагор назвал нацию «организованным эгоизмом». Термин хорошо избран, но мы не должны забывать, что мы всегда имеем дело с организованным эгоизмом привилегированных меньшинств, которые прячутся под юбками нации, прячутся под легковерием масс. Мы говорим о национальных интересах, национальном капитале, национальных сферах интереса, национальной чести и национальном духе; однако мы забываем, что за всем этим спрятаны просто эгоистичные интересы любящих власть политиков и любящих деньги деловых людей, для которых нация — это удобная ширма, за которой можно спрятать от глаз мира их личную жадность и их интриги в поисках политической власти. […]
Развитие технологии за счёт человеческой личности и особенно фаталистическая покорность, с которой громадное большинство соглашается на эти условия, — это причина, по которой желание свободы менее живо среди современных людей и во многих из них полностью заменено желанием экономической безопасности. Этот феномен не должен казаться таким уж странным, так как вся наша эволюция достигла стадии, на которой почти каждый человек — либо управляет, либо управляем; иногда и то, и другое. Это весьма усилило отношения зависимости, так как истинно свободному человеку не нравится ни роль управляющего, ни роль управляемого. Он прежде всего занят тем, чтобы сделать свои внутренние ценности и личные способности действенными таким образом, чтобы позволить ему использовать собственное суждение во всех делах и быть независимым в действиях. Постоянная опека над нашими действиями и мыслями сделала нас слабыми и безответственными; отсюда — непрекращающиеся призывы к сильному человеку, который должен покончить с нашим несчастьем. Эти призывы к диктатору являются не знаком силы, а доказательством внутреннего отсутствия уверенности и свидетельством слабости, хотя те, кто их издаёт, и пытаются придать своим призывам видимость решительности. То, чего человеку больше всего не хватает, он больше всего и желает. Чувствующий свою слабость ищет спасения в чужой силе; слишком трусливый или робкий, чтобы поднять руку и самостоятельно определить свою судьбу, — вверяет её другому. Как был прав Зойме, когда сказал: «Нация, которая может быть спасена только одним человеком и хочет быть так спасена, заслуживает порки!» […]
