— Серьезно?!
— Конечно.
Пауза.
— Ну, такъ что жъ такое, что вы замужемъ?
— Какъ что? Вотъ, ей Богу… Какой вы странный.
— Жизнь меня сдѣлала страннымъ, милая Оля.
— Не смѣйте меня такъ называть.
— Хорошо, Оля. Не буду.
— То-то. Такъ о комъ же вы думали?
— О васъ.
— Интересно знать, что-же вы обо мнѣ думали?
— Я думалъ: сколько вы счастья можете дать тому человѣку, который васъ полюбитъ.
— Навѣрное, всѣмъ женщинамъ говорите то же самое.
— Я?! Нѣтъ. Чего мнѣ! Только вамъ и говорю.
— Отчего вы такой печальный, Викторъ Михайловичъ?
— У меня жизнь печально сложилась, Оленька.
— Бѣдный мой, бѣдный; ну, дайте, я васъ по головкѣ поглажу. Оставьте: Пустите! Не смѣйте меня цѣловать! Я кричать буду!
Лежа у себя на кровати, я нервно насторожился, вотъ сейчасъ раздастся пронзительный крикъ.
Крика не было. Тишина, на секунду прерванная звукомъ поцѣлуя, царила за окномъ.
— Слушайте, если вы будете такъ себя вести — я уйду.
— Ну, не надо уходить.
— Да ужъ я знаю васъ — вы умѣете женщинъ уговаривать. Дайте слово, что больше этого не будетъ.
— Чего?
— Вотъ этихъ… поцѣлуевъ…
— Дамъ слово… Съ однимъ условіемъ, — чтобы завтра вы пришли ко мнѣ. Я покажу вамъ свои рисунки. Вы любите искусство?
— Страшно!
— Ну, вотъ видите. Вы такая чуткая, понимающая и вдругъ заброшены въ эту глушь. Я понимаю, каково вамъ приходится. У васъ красивая душа. Такъ придете?
— Я приду съ однимъ условіемъ: дайте мнѣ слово, что вы не позволите себѣ ничего лишняго.
— Лишняго? Что вы, Оленыса?!. За кого вы меня принимаете. Ничего лишняго. Будетъ самое необходимое.
— Ну, пойдемте отсюда… А то ушли и пропали… — даже неприлично. Только послушайте… Викторъ Михайловичъ… Вы, навѣрное, меня не уважаете. Только сегодня познакомились, a мы уже съ вами… и цѣловались…
— Ольга Николаевна! Развѣ можно говорить о какомъ-то тамъ уваженіи, если налицо любовь! Развѣ можно заботиться о какомъ-то насморкѣ, если у человѣка брюшной тифъ?
— Да ужъ я васъ знаю… Вы умѣете красиво говоритъ… Ну, идите впередъ, a я съ другой стороны выйду.
Черезъ полчаса Здолбуновъ, насвистывая что-то, зашелъ въ мою комнату.
— Ты тутъ? Что это ты дѣлаешь въ одиночествѣ?
— Здолбуновъ! Я все слышалъ, о чемъ ты говорилъ съ Ольгой Николаевной.
Онъ засмѣялся.
— Стыдно подслушивать, дитя мое.
— Знаешь, Здолбуновъ… я записалъ весь вашъ разговоръ. Почти дословно. Не хочешь ли прочитать?
Онъ взялъ изъ моихъ рукъ бумажку и внимательно прочелъ ее.
— А вѣдь, ей Богу, недурно.
— Это? Недурно?! Здолбуновъ! Ты, который читаешь рефераты по искусству, ты, который имѣешь жену — чуткаго, тонкаго, умнаго человѣка, ты, который…
