— Тебе зато свезло. А то, если б до конца доиграли, точно пришлось бы харакири делать.
Андрей взял из его рук пепельницу, вытряхнул в урну, сунул под горячую воду, надеясь, что Егор не заметил, как у него внезапно задрожали пальцы. Конечно, слов нет, Светкина авария и вся последующая суматоха спасла его от проигрыша, словно бы кто-то… Да нет! Чушь все! Чушь и глупости… Егор прав — не надо читать желтую прессу, спокойней спать будешь.
Вслух же он сказал о другом:
— Слушай, не повторяй всякий бред за телевизионщиками! «Харакири» — отнюдь не то, что ты думаешь. Где-то произошла маленькая неточность, ляпнул какой-нибудь комментатор с бодуна и — все! Пошло гулять по миру, проникло в энциклопедии и справочники и прочно там обосновалось. А на самом деле ритуальное самоубийство, единственная для японца с древними понятиями о чести возможность смыть с себя позор или бесчестие, называется «сеппуку», понял? Самурай специальным кинжалом вспарывает себе живот, а лучший, преданнейший друг, гордясь оказанной честью, в этот же момент сносит ему голову, чтобы не усугублять мучения. Действительно по-японски «хара» — живот, «кири» — резать, но словом «харакири» называют как раз таки неудачную попытку «сеппуку», вещь чрезвычайно позорную для любого японца. Такую, что даже и упоминать-то о ней лишний раз не хочется.
— Блин, Андрюха, какая же ты зануда, страх просто! Сказал бы «харакири» — ничто, жажда… то есть «сеппуку» это твое — все, я бы понял. А тебе только бы лекцию прочитать.
— А тебе — языком молоть. Скажешь тоже — «свезло»! Смотри, при Димыче что-нибудь подобное не сболтни!
— Чего я, совсем дурак, по-твоему?
Оставив беспокойно ворочающегося Димыча на попечение Ромки и взяв с него обещание «звонить, если что», Андрей поехал домой — отсыпаться после бессонной ночи. Прокатились они с Егором на славу: глаза до сих пор слезятся от бесчисленных вспышек «дальнего» света встречных машин, а руки дрожат, как у алкоголика. Именно — как. Коньяк выветрился еще по дороге в больницу, да и забыли про него в суматохе-то. Андрей только сейчас запоздало испугался, что могло бы получиться, если бы их, не дай Бог, тормознули гаишники.
А вообще, эти бесконечные «гонки на выживание» по подмосковным проселкам чем-то напомнили недавнюю поездку в Суздаль. До Владимира трасса была не так уж и плоха — «синенькая» спокойно выдавала сто, не особенно-то уступая зализанным иностранкам. Могла бы и больше, но Андрей старался особенно не гнать. А вот с поворотом на Суздаль дорога, забитая бесконечной вереницей туристических «Неопланов» и «Сканий», заметно ухудшилась. Растрескавшийся асфальт без сопротивления покорялся двухэтажным громадам с затемненными окнами, но изношенной «жигулевской» подвеске явно был не по зубам. У самой городской черты автобусный беспредел заполонил всю дорогу, так что пришлось, пользуясь загодя прихваченной картой, рулить в объезд по раскатанной многотонными «Кировцами» грунтовке. Сбросив скорость, Андрей объезжал самые глубокие промоины, но «синенькой» все равно доставалось. В багажнике со звоном перекатывались инструменты, а на спуске несчастная «шаха» поскрипывала и грохотала так, что Андрею оставалось только молиться. Не хватало только сломать что-нибудь в этих местах — проблем не оберешься! Никакой эвакуатор, понятно, сюда не приедет, придется чинить на месте, что тоже встанет в немалую копеечку.
