Я остаюсь поблизости; она еще лежит в кровати; ей подают предметы одежды; ее рубашку, не из грубого льна, как утверждали, а из ее собственной коллекции нижнего белья, которую ей оставили, она поднимается при движении и обнажает ее тело. Монахиня хочет встать, чтобы прикрыть ее собою: – О, не стоит, дорогая сестра, в этот момент стыд здесь уже больше не имеет значения – говорит она, отказываясь.
Постепенно лицо Маты Хари принимает жесткое и гневное выражение; в то время как ее одевают, она произносит продолжительный монолог: – Эти французы!… Если бы я только знала, какую пользу принесет им мое исчезновение из этого мира… Если бы они могли хотя бы, благодаря этому выиграть войну!… Ну, теперь они увидят!… Это ради них я столько трудилась, я, которая вовсе и не француженка…
– Дорогая сестра, пожалуйста, дайте мне мою самую теплую одежду, я чувствую, это понадобится сегодня утром. Дайте мне также мои красивые, маленькие ботинки; нужно быть хорошо обутой, я всегда заботилась об этом. Во время этой беседы танцовщица совершенно спокойно пудрится. Потом она внезапно серьезно говорит: – Я должна поговорить с пастором. -
Пастор Дарбу приближается; он просит небольшое количество воды; наполняют бокал узницы, он берет его дрожащей рукой. По его желанию его оставляют наедине с танцовщицей. Таким образом, очевидно, состоялись предсмертные крестины Маты Хари.
В то время как проходит эта предельно простая церемония, я остаюсь в обществе мэтра Клюне перед дверью камеры.
– Разве это не горе, – говорит почтенный правовед, – быть вынужденным видеть, как убивают такую женщину во цвете лет: все же, она очень умна; и было бы действительно лучше суметь воспользоваться ее способностями на пользу нашей страны вместо того, чтобы устранить ее таким образом! -
В этот момент раскрывается дверь; пастор, с глазами, полными слез, выходит; безмолвно он просит нас, чтобы мы снова вошли.
Мата, прямо, не опираясь, с гордым выражением лица, стоит готовая к визиту в центре камеры. На ней элегантный синий костюм с длинным жакетом, обрамленный белым; на голове уже шляпу с широкими полями и страусиными перьями; в полном спокойствии она надевает перчатки.
– Я готова, произносит она с уверенностью, потом обращается сначала ко мне: – Я благодарю вас снова и в последний раз, дорогой доктор, за всю вашу заботу и опеку. – Затем сестре Леониде: – Я много путешествовала, дорогая сестра; и вот на этот раз я отбываю в мою последнюю поездку. Я еду на большой вокзал, который не знает возвращения… Дорогая маленькая матушка, посмотрите на меня и поступайте, как я, не плачьте! -
