Я молча кивнул, а сам ошеломленно пялился на Бориса Годунова. Так вот оно как… Царь Борис, оказывается, далеко заглядывал. И правильно в общем-то. Петя Первый не единственный такой умный оказался. И до него, выходит, цари не только на печи сидели и девок щупали. А я-то все дивился, сколько при дворе немцев да поляков околачивается. Да и остальных немцев было изрядно. И вообще, оказывается, немец — это прозвание всех иностранцев, скопом. То есть людей, кои по-русски говорить не умеют или с большим трудом изъясняются. Немые, так сказать… А ежели требуется национальность уточнить, так и говорят — «английский немец», «хранцузский немец» или, скажем, «гишпанский». Свое название имеют лишь соседи — поляки, свеи, ливонцы, татары… Так вот, таких немцев по Кремлю шлялось довольно много. Причем не праздных, а к делу приставленных — наемников воинских, при Аптекарском приказе, мастеров-печатников, что в патриаршей типографии трудились, и многих других. Нам-то в голову вбили, что это только при Петре Первом Россия из своей дремучей сиволапости вылезла и начала, мол, в европейскую державу обращаться, а тут, оказывается, задолго до этого все началось… Я так сильно был ошеломлен этим открытием, что едва не упустил момент…
— Ну все, сынок, — начал царь, отстраняя меня и собираясь подниматься.
— Батюшка! — отчаянно вскричал я, вцепляясь в него ручонками.
— Да?
— Я ведь потому, батюшка, отвлекаться начал, что скучно мне одному всеми этими науками овладевать. Инда обсудить чего хочется, поспорить с кем-нибудь, а то и посмеяться над кем, кто не сразу разберется. А не с кем. И учителя не все, что хочется узнать, знают. Я, бывалоча, спрашиваю, а этот Расмуссон губы так подожмет и… — Я скривил губы и очень похоже произнес: — «Йа ошень фас просить не отфлекаться, херр тсаревитш…»
Батюшка удивленно воззрился на меня, а затем рассмеялся. И я почувствовал, как мое маленькое сердечко просто затрепетало от радости. Эх, мальчик-мальчик, не знаю уж, куда тебя унесло из этого тела, но папку своего ты, видимо, очень любил. Вот ведь зараза какая…
— Ну что ж, сынок, этому делу помочь нетрудно, вон у боярина Головина сынок твой погодок, да и у Вельяминовых…
— А знаешь, батюшка, что я придумал? — с детской непосредственностью перебил я его.
Царь недовольно нахмурился, но сдержался и спросил:
— Что же?
— Прости, батюшка, что перебил, — повинился я и, когда суровые складки на лице отца вновь разгладились, продолжил: — Смотри, батюшка, ты мне сам рассказывал, сколь много людей служилых, бояр да детей боярских в войнах и походах за землю нашу голову сложили. И сколько их жен вдовью долю мыкает при одном дворе крестьянском…
