Дочь Озара | страница 122
Мысли после очередной бессонной ночи прыгали в голове у Зукуна туда-сюда, как блохи, напившиеся муссы. А кто вообще решил, что Сиук помог дикарю сбежать? Потому что Корос следы нашел? А Руник другое говорит. Мол, кто-то мог Дула развязать и тот убежал. А Сиук увидел и отправился в погоню. Тогда кто помог дикарю? Почему-то Зукуну запомнилось, как Корос развязывал дикарю руки. Следопыт утверждает, что потом снова завязал. Но Зукун-то этого не видел.
День ото дня не легче. Уснуть бы и забыть про все. Но не получается. Даже ночью сон не идет.
Едва дождался рассвета, пошел к ручью. Там было свежо, голова перестала болеть. Поплескал на лицо холодной водой, сел на песке, вытянув ноги. Лягушки квакают, птицы чирикают. И тут, наконец, заснул, как в глубокую яму провалился.
Очнулся от шлепка по ноге. Еще не раскрыв глаз, схватился за рукоятку ножа, который всегда торчал за поясом, но услышал знакомый ехидный смех.
— Ох, Зукун, ну и спать же ты! Мухи кровь выпьют, а ты не услышишь, — Руник кривил губы в ухмылке, два боковых нижних клыка выступали, как у белки. — Сижу, сижу, жду, когда проснешься, а ты спишь и спишь. Тут такая муха на тебя села, что я испугался. Решил убить. Извини, что разбудил.
Брат показал, зажатую в пальцах, мертвую муху — здоровенного слепня. Затем, аккуратно оторвав крылышки, ловко закинул насекомое в рот. С хрустом разжевал, почмокал губами, высасывая содержимое, выплюнул на песок остатки.
— Совсем плохо сплю, — пожаловался Зукун, протирая глаза. — Все думаю, думаю.
— О чем?
— Будто не знаешь…
Брат промолчал.
— Вот, Сиук. Такой хороший парень был. Вбил себе в голову эту любу, совсем ума лишился, — Зукун рассерженно хмыкнул. — Откуда они все это выдумывают? Я и слова-то такого не знал раньше. А?
— Это ты про любовь?
— Угу.
— Помнишь, прошлой зимой путник приходил? Жил в землянке у 'желтых', пока морозы стояли? Ну, еще сказы пел? — напомнил Руник.
— Ну, помню, — ответил Зукун. — И что?
Старика-путника он помнил плохо. Да, забредал такой на стойбище, совсем седой и дряхлый. На луке у него было натянуты вместо одной три тетивы. Зачем такой лук нужен? Из него толком и не выстрелишь.
Как-то Зукун заглянул вечером к 'желтым', поговорить со старейшинами — зимой варии селились в нескольких больших землянках, для тепла и экономии дров. Увидел путника: тот сидел у костра, бренчал на своем луке и что-то заунывно рассказывал речитативом. Слушали его в основном молодые варии, вплоть до самой мелюзги собрались. Набились в землянку, как термиты, ступить некуда. Зукун даже не обратил внимания на то, чего он там пел. Позвал старейшин 'желтых' в свою землянку и ушел.