ГРЕГОР
Какой ты будешь в этой новой роли? Я вижу тебя уже накрашенной, в костюме. Слышу стук твоих каблуков, чутко реагирующих на появление каждого, пусть даже случайно заглянувшего покупателя. В твоих глазах будет неестественный блеск, в твоем голосе – неестественная певучесть, в извивах твоего тела – неестественное изящество, в твоей танцующей походке – неестественный ритм, – с головы до пят, одна сплошная ложная энергия. Однажды я проходил мимо твоей работы и увидел тебя в витрине: ты была без туфель, в одних чулках, во рту зажаты булавки. «Вот человек моей породы», – подумал я. Никакого искусственного рвения, движения твоих рук были медленны, неспешны, замысловаты, по-своему небрежны, как будто ты исполняла эту работу не для какого-то там шефа, а для меня, случайного прохожего. Ты внесла в застекленное пространство витрины свежий воздух свободы. Я знал: и дома ты всегда будешь действительно дома, в кино – в кино, в траве – в траве, и твое воскресенье будет всегда воскресеньем. Там, стоя на цыпочках, в одних чулках, ты была плоть от плоти моей и одновременно принадлежала человечеству, к которому ты, загримировавшись под бизнес-леди, никогда уже принадлежать не будешь. Твоя особая прямая, честная походка никогда уже не будет танцем свободы, но превратится в продукт плохо усвоенных уроков, преподнесенных по скоростной методе. По одну сторону прилавка будут разливаться медоточивые речи, а по другую греметь казарменные окрики. Ты сможешь предложить другим богатый выбор, но сама уже ничего не будешь любить. Вместо того чтобы смотреть, ты будешь только все оценивать, и при этом разучишься отличать мужчин от женщин, детей от взрослых, хорошее от дорогого. Зато ты будешь уметь безошибочно отличать простой пугач от настоящего пистолета. Твоим символом станет бренчащая связка ключей, надетая на палец холодной деловой руки и ощетинившаяся острыми пиками, словно смертоносное оружие. И где бы ты ни была, в лесу ли, у моря, вместо шума стихий в ушах у тебя будет стоять только стрекот кассы. И станет тебе родиной Торговая палата, и присвоено тебе будет имя «собственница магазина», которое уже при жизни будет читаться как надпись на могиле. Никогда больше у тебя не вспотеют подмышки, никогда ты не покраснеешь и никогда не будешь в туалете читать письмо. Прибьешь табличку – и с тобой все будет кончено, и ничего уже в тебе не будет летящего, кроме разве что искусственно уложенных волос. Какая сила заставляет тебя умножить число тех, кто входит в недобрый легион живых трупов, и перестать быть человеком? Какое тебе удовольствие от того, чтобы пролететь ароматным, парфюмированным облаком, пахнуть разложением и раствориться в небытии?
