Когда герой был убит и смысл был признан в абсурде, когда все напряжение обрушилось вниз из беременных туч, когда все стало трусливым и смотрело на собственное спасение, я осознал рождение Бога.146 Противостоя мне, Бог погрузился в мое сердце когда я был смущен насмешкой и поклонением, горем и смехом, "да" и "нет".
Он поднялся из слияния вместе двоих. Он был рожден как ребенок из моей собственной человеческой души, которая зачала его с сопротивлением как девственница. Так это относится к образу которые древние дали нам.147 Но когда мать, моя душа, была беременна Богом, я не знал этого. Даже казалось мне как будто моя душа была Богом, хотя он жил только в ее теле.148
И таким образом метафора древних выполнена: Я преследовал свою душу чтобы убить ребенка в ней. Поскольку я также худший враг моего Бога.149 Но я также понял что выбор моей вражды был сделан в Боге. Он есть насмешка, ненависть и злость, так как это также путь жизни.
Я должен сказать что Бог не должен приходить в существо перед тем как герой убит. Герой как мы понимаем его стал врагом Бога, так как герой это совершенство. Боги завидуют совершенству человека, потому что совершеннству не нужны Боги. Но поскольку никто не совершенен, нам нужны Боги. Боги любят совершенство потому что это всеобщий путь жизни. Но Боги не с тем кто желает быть соверщенным, потому что он имитация совершенства.150
Имитация была путем жизни когда людям все еще был нужен героический прототип.15' Обезьяний способ это путь жизни для обезьян, и для человека пока он как обезьяна. Человеческое обезьянняченье продолжается ужасно долго, но прийдет время когда отпадет кусок этого обезьянняченья от людей.
Это будет время спасения и мира, и вечный огня, и произойдет искупление.
Не будет больше героя и никого кто сможет имитировать его. Потому что с этого времени и впредь вся имитация будет проклята. Новый Бог высмеивает имитацию и последователей. Ему не нужны имитаторы и ученики. Он вынуждает людей через себя. Бог это его собственный последователь в человеке. Он имитирует сам себя.
Мы думаем что есть одиночество внутри нас и общинность снаружи нас. Общинность снаружи нас относится к внешнему, в то время как одиночество относится к нам. Мы одиноки если мы внутри себя, но общинны в отношении того что снаружи нас. Но если мы снаружи нас самих, то мы одиноки и эгоистичны в общинном. Наше я страдает от нужды если мы снаружи нас самих, и таким образом оно удовлетворяет свои нужды общинностью. Следовательно, общинность искажается в одиночество. Если мы внутри себя, мы воплощаем свои нужды, мы проветаем, и через это мы осознаем нужды общины и можем воплощать их.'52
