Кирилл потерял сознание и очнулся лишь спустя несколько часов от того, что его тело подняли и швырнули куда-то в сторону. Конечно, увидев, что воин еще жив, турки, несомненно, тут же добили бы его, но их отвлекло то, что, очевидно, было главной целью поисков.
«Вот он!» — вдруг радостно закричал один и указал на тело императора, которое узнал по маленьким золотым двуглавым орлам на пурпурных сафьяновых сапогах. Все радостно заверещали, затарахтели по-турецки, бросились к императору, и через минуту Кирилл увидел, как они с веселыми криками стали плясать вокруг, а один поднял высоко, держа за волосы, отрезанную голову императора Константина и начал размахивать ею во все стороны, окропляя всех царственной кровью…
«Ну вот, — подумал Андропулос, — о чужой голове заботился, а свою не уберег!» — И снова впал в беспамятство.
Он пришел в себя поздней ночью.
Вокруг лежали горы трупов — пали, сражаясь до конца, все защитники Царьграда, в том числе и семьсот отборных воинов-итальянцев, под командованием знаменитого своими подвигами генуэзца Джованни Джустиано Лонго, который, будучи уже смертельно раненным, еще успел прыгнуть на борт корабля и хрипло скомандовать «Домой!», но тут же умер, так никогда больше не повидав своей любимой Генуи, — а здесь, в покоренном, выпотрошенном завоевателями чреве былой византийской столицы, со всех сторон доносились страшные вопли женщин, которых насиловали, истошный визг детей, которым перерезали горло, и слабые крики напрасно молящих о пощаде стариков.
Это умирал великий христианский Константинополь, медленно, жутко и безвозвратно превращаясь в великий мусульманский Стамбул.
Кирилл вдруг понял, что он все еще жив, что страшная рубленая рана на груди уже не кровоточит и что он хоть и с трудом, но может передвигаться, а стало быть, обязан выполнить последний долг перед павшим императором и во что бы то ни стало добраться до Морей>[1].
И он это сделал.
Верный слуга прекрасно понимал, что означали слова покойного императора: младший брат его — Фома Палеолог, правитель, или, как здесь говорили, деспот морейский>[2], должен приложить все усилия к тому, чтобы сохранить и уберечь от турок величайшую христианскую святыню, которая у него хранилась, — самые почитаемые всем православным миром мощи заступника и патрона византийской, греческой церкви — голову апостола Андрея.
Да-да, того самого Андрея Первозванного, родного брата святого Петра, столь же великого мученика и верного ученика самого Господа нашего Иисуса Христа…
