.
Факт несогласия Коппа с линией Коминтерна в отношениях с Японией и Китаем подтвердил при беседе с Беседовским нарком иностранных дед Г.В. Чичерин. Инструктируя его перед отъездом в Токио, он сказал: «Полпред, товарищ Копп разошелся с линией партии и линией Коминтерна в дальневосточных делах. Он затрудняет работу Карахана, саботируя соглашение с Японией, которое развязало бы нам руки в Китае. Копп будет вскоре отозван и Вам придется довольно долго просидеть поверенным в делах». «Политическая жизнь в Японии, — продолжал нарком, обнаруживая глубокое понимание обстановки в этой стране, проходит в борьбе двух основных кланов — Тёсю и Сацума, сухопутной армии и морского ведомства. Первый клан нам враждебен. Он желает расширить базу японского влияния на Азиатском континенте — в Китае, Маньчжурии и на советском Дальнем Востоке. Второй клан вынужден считаться с неминуемым в будущем японо-американским столкновением, в котором флоту придется играть решающую роль. Отсюда — поиски нефтяной базы, Пекинская конвенция 1925 г. с нами о сахалинских нефтяных концессиях и гарантия с нашей стороны японского тыла в случае столкновения с Америкой. Теперешний премьер-министр Вакацуки и министр иностранных дел барон Сидэхара — сторонники Мицубиси и Сацума, поэтому я не думаю, что вы встретите большие затруднения в своей работе»[67].
Еще резче тогда же критиковал линию советского полпреда в Японии при инструктаже Беседовского И.В. Сталин. В ходе ее он сказал, что китайская революция начинает переходить на советские рельсы и что единственная опасность, угрожающая ей, заключается в вооруженной интервенции Англии, которая не состоится, по его мнению, если в ней не примет участия Япония, и поэтому ключ к «нормальному безболезненному развитию китайской революции» лежит в позиции Японии. «Маневрируйте как хотите, — добавил он, — но помните, что Вы отвечаете за успех».
А в ответ на вопрос о пределах компенсации за нейтралитет Японии в таком случае И.В. Сталин в заключение неожиданно заявил: «Я не дипломат и не беру на себя давать Вам практические указания. Если в Пекине будет советское правительство, то для его спасения от интервенции мы можем отдать японцам не только Владивосток, но и Иркутск… Брест-Литовск еще будет повторяться в разных комбинациях. В китайской революции он может так же понадобиться, как и в российской»[68]. Такая установка на развитие мировой революции встречала противодействие в высших эшелонах власти среди сторонников линии на укрепление международного положения СССР с целью повышения его экономического потенциала. Эта линия в рассматриваемый период находила выражение, в частности, в позиции по отношению к Японии заместителя наркома иностранных дел М.М. Литвинова, будущего наркома иностранных дел СССР. «Основная язва нашей дальневосточной политики — это Карахан, — безапелляционно заявил Литвинов в беседе с Г.З. Беседовским перед его отъездом в Японию, давая понять о своем отношении к проводимой советским полпредом в Пекине и его военным советником М.М. Бородиным левацкой линии Политбюро ЦК РКП(б) и Коминтерна. — Он ничего не смыслит в той работе, которая ему поручена, и стремится изо всех сил выслужиться перед этой подозрительной шпаной, Бородиным, свалившимся нам на шею прямо из-за кулис чикагской биржи, где он подвизался под фамилией Грузенберга. Бородин ведет себя в Китае как диктатор. Он непосредственно сносится с Политбюро отдельным шифром, присланным ему по распоряжению Сталина… Карахан терпеливо сносит все это ради… похвалы Сталина, написавшего ему на днях, что он доволен его „гармонической работой с товарищем Бородиным“
