Тем временем мама притащила откуда-то ведро овечьего помета, разложила его кучками и подожгла. Дыма комары боялись — сразу же оставили нас в покое, но и нам самим стало нечем дышать. Чихая и кашляя, Нуртэч спросила, почему здесь столько комаров, дома-то их почти нет.
— Возле воды и в камышовых зарослях комаров всегда много, — сказала мама. — Когда станет жарче, комары пропадут.
И то хорошо.
Боясь, как бы от укусов не появились болячки, мама смазала нам руки и ноги керосином. Не помню, как мы с Нуртэч заснули в шалаше. Сквозь сон я слышала, что мама несколько раз вставала и подбрасывала в огонь овечьи катышки.
На следующий день я проснулась поздно, солнце было уже высоко. Мама и Нуртэч сидели у входа в шалаш и пили чай.
— А мне, а мне? — хриплым спросонья голосов закричала я.
Они засмеялись.
После чая мама повела нас по бахче. На одних плетях были только усики, на других желтые цветки, а кое-где и завязи мохнатенькие появились. Увидев, что есть продырявленные листочки, а некоторые и вовсе объедены, мама нахмурилась.
— Черепахи, негодницы! — сказала она. — А вот это, — и показала листок в дырочках, — бахчевые коровки пасутся, чтоб у них корень у всех выгорел?
Мы с Нуртэч принялись разглядывать дырявые листочки и на одном из них обнаружили двух маленьких жучков, желтых с чёрными точками. Они сидели и лакомились.
— Эти могут все превратить в труху, — сказала мама и раздавила букашек. — Чтоб у них корень выгорел! — повторила она.
Потом мы увидели сразу трёх черепах.
— Ну скажи, как у дыни врагов много!..
Не спеша обошли мы бахчу. Зоркий мамин глаз всё приметил. Вернувшись к шалашу, она дала нам по бутылке, налив в каждую воды, и сказала, чтобы мы ходили по грядкам, внимательно осматривали плети и всех букашек, каких найдём, кидали в бутылки. Сама она замесила глину и соорудила два очага, потом набрала хворосту и обед сварила. А мы с Нуртэч ползали по грядкам и ловили зловредных бахчевых коровок.
Букашки отчаянно барахтались, попав в воду, и мне было жаль их. Но рядом, вполголоса напевая, проворно работала Нуртэч: её бутылка быстро наполнялась. Мне ничего не оставалось, как следовать примеру сестры. Я ожесточила своё сердце, вспоминая мамины слова: «Эти могут всё превратить в труху».
Бахча была обширной, букашек видимо-невидимо, работы нам хватило на много дней.
С черепахами мама управлялась сама. Не знаю, как Нуртэч, а я их здорово боялась первое время…
На бахче был определённый порядок. Ближе к воде, по берегу канавы, вились тыквы — они самые влаголюбивые. Вдоль поливных борозд стлались арбузные плети. Дыни росли вперемежку с фасолью и кукурузой. Пока мы собирали букашек, мама расправляла плети, рыхлила землю, вырубала на грядках колючку.
