"Дворянину Эмброзу Поуэлю".
"Благосклонно приветствуем вас, верного нашего подданного" - так начиналось письмо. Далее тягучим канцелярским слогом описывалось право короля совершать частные займы у своих подданных, затем излагалось предложение внести в личную кассу короля, для военных и других надобностей, три тысячи фунтов стерлингов, которые-де по истечении полуторагодового срока будут возвращены полностью. Письмо заканчивалось словами, что получить эту сумму король доверяет сэру Джону Уинтору, которому Эмброз Поуэль и должен представить ее не позже двенадцати дней по получении этого послания, и что сэром Джоном Уинтором будет выдана официальная расписка в получении денег. Затем следовали печать и собственноручная подпись короля.
- В начале как бы просьба, а в конце уж прямо разбойничье требование! едко проговорил тот, которому адресовано было это письмо.
- Позвольте мне, мистер Поуэль, заметить вам, что я служу не только сэру Джону Уинтору, который послал меня к вам с этим поручением, но и королю, поэтому не могу допустить, чтобы вы так отзывались о короле. Вы, кажется, осмелились назвать его разбойником?
Мистер Тревор произнес эти слова, задыхаясь от разнообразных чувств, переполнявших его. Он едва сдерживался, чтобы не выйти из рамок приличия.
- Вы можете думать все, что хотите. Это вам не воспрещается, - иронически отвечал Поуэль, разрывая королевское послание и бросая клочки под ноги лошади всадника. - Поезжайте обратно и доложите вашему непосредственному начальнику, как я поступил с этой... с этой просьбой о пособии на бедность.
Нечаянно взглянув вверх, Тревор снова увидал прекрасные личики обеих сестер и прочел на них полное одобрение действий отца. Посланцем овладело такое бешенство, что он чуть было не прибег к насилию над стариком, бросившим вызов не только ему, Тревору, но и тем, кому он служил. Но, сделав над собой громадное усилие, молодой человек сдержался, сообразив, что он со своим слугой слишком слаб в сравнении с целой толпой челяди, выглядывавшей из всех дверей надворных построек и, видимо, готовых немедленно броситься на защиту своего хозяина. Их насмешливые лица и злорадное хихиканье ясно доказывали, что они с особенным удовольствием "занялись" бы этим господином, ненавистным им уже за одно то, что он принадлежал к партии короля. К тому же его оскорбитель все-таки был отцом боготворимой им девушки, и с этим Тревор не мог не считаться. Поборов в себе гнев, молодой кавалер почти смиренно сказал:
