Как и положено, вскоре родились у них дети. Сперва Елизавета. А потом, уже многие годы спустя, двое погодков – Семен и Илья. Едва встав на ноги, и Семен и Илья стали бредить Россией. Не приглянулась им сытая и тихая французская жизнь, да и хороших перспектив для себя они здесь не видели. А в далекой неведомой им России бушевали нешуточные страсти. Там намечалось что-то вроде Парижской коммуны. Французские газеты, которые иногда доходили и сюда, в глубинку, весело рассказывали о русских бунтах, восстаниях, стачках, маевках. Жизнь в Флёри-ан-Бьер казалась двум братьям затхлым стоячим болотом. Здесь никогда и ничего не происходило. Самыми незабываемыми событиями, которые долго жили в памяти жителей, были чьи-то свадьбы или похороны. Хотя эти события случались крайне редко: народу в деревне было мало, поэтому свадьбы случались очень редко. А похорон почти совсем не было. Люди здесь, в заброшенной французской глухомани, каким-то неведомым никому способом ухитрялись и вовсе не умирать.
Семен и Илья не выдержали этой тоскливой и однообразной жизни и бежали в Россию. Им грезились баррикады, свист пуль и порванные над ними знамена, дымы пожарищ и бородатые инсургенты.
Семен почти сразу нашел то, что искал. Неведомо каким образом, но он вскоре оказался на юге Украины, в Гуляйполе – столице знаменитого крестьянского вожака, анархиста Нестора Махно и даже стал одним из его соратников. Но недолго довелось Семену походить под славными черными знаменами. В конце семнадцатого года он был убит. Не в бою и не на баррикадах. Кем и за что, так и осталось тайной.
Илья связался с большевиками. Он тоже рвался в гущу кровавых событий, но обстоятельства сложились по-иному, чем у брата. В порядке партийной дисциплины ему вменили в обязанность писать тексты листовок и работать в подпольных типографиях. Иногда ему позволяли выступать на различных митингах и маевках с обличительными речами в адрес царя и буржуазии. Несколько раз он оказывался в царских околотках, где его выручал паспорт иностранного подданного. Тихая жизнь, никаких потрясений.
Однажды товарищи по партии, ничего не объясняя, отправили его в Москву. А уже оттуда по решению высших партийных органов его переправили в Париж, к Жданову, где он вскоре стал его правой или левой рукой, или обеими сразу. По крайней мере, Жданов Илью Кузьмича никуда от себя не отпускал и советовался по всем банковским делам. Хотя поступал затем неожиданно и по-своему.
