Она мучительно соображала, что ей делать - вызвать скорую, но тогда его заберут, совсем заберут, и она его больше никогда не увидит. Кто она ему - чужой человек. Нужно срочно что-то делать. Но она два или три часа просидела не двигаясь, смотря на него и гладя ему руку с резко вздувшимися венами. Потом с трудом поднялась, взяла его одежду - ни документов, ни денег, ни бумаг. Она попыталась вспомнить фамилии его друзей, с которыми они встречались, но никаких фамилий они не называли.
"Не отдам, никому не отдам, - решила она наконец, - пусть хоть после смерти он будет мой, только мой. Да ему в последние дни никто и не нужен был, кроме меня".
Она раздела его, перенесла на стол, обмыла. Она делала все как во сне, в комнате было сумрачно, и только его лицо оставалось необычайно ясным и бледным, видимым ей во всех деталях. Только лицо она и видела, надевая на него чистую, выстиранную ею рубаху, застегивая на нем его прекрасный пиджак, который ей так нравился. Она не плакала, внутри было отчаянно холодно, так холодно, что слезы, наверное, замерзли, а в горле постоянно сильно першило. Закончив, она села у стола, прижалась щекой к его руке и так сидела неподвижно до тех пор, пока совсем не стемнело.
Потом она расстелила на полу ковер, перенесла его туда, достала с антресолей бог весть с каких времен хранившуюся там лопату, свернула ковер, оделась, стараясь не думать, хватит ли у нее сил. Но сил хватило, то ли он был такой легкий, то ли отчаяние не позволило ей проявить слабость. Она вынесла свернутый ковер, положила его на скамейку у парадного и вышла на мокрую мостовую ловить машину. Она помнила, что недалеко до поворота на Орехово, метров триста в глубь леса, есть заброшенное кладбище, давно уже не охраняемое и никому не нужное. Машины, не останавливаясь, проносились мимо, она стояла около часа с поднятой рукой и чувствовала, как вода течет ей за обшлаг, как намокает рукав, и все пальто становится тяжелым и плотным. Наконец, рядом с ней притормозил какой-то фургон.
- Тебе куда, тетка? - высунулся из кабины водитель.
- Мне в сторону Владимира, только я с вещами.
- Носит вас черт на ночь глядя, - проворчал тот, но вылез, открыл дверь фургона, помог ей втащить рулон в кузов.
- И что ты там наложила, такая тяжесть?
Она не отвечала, он махнул рукой:
- Иди, садись в кабину, вымокла вся!
Они ехали долго - час или два - по сторонам дороги стоял темный лес, дождь летел параллельно земле в стекло крупными блестящими каплями, и ей казалось, что они не едут на машине, а летят среди звезд, и те расступаются перед ними.
