Дружбе Пушкин придавал огромное значение, понимал ее серьезно и верил ей искренно. Он отличал эту, по выражению Шербюлье, "любовь без крыльев" от тех отношений, которые возникают в "легком пылу похмелья", среди обмена тщеславия и безделья и, прикрываясь названием дружбы, выражаются лишь в фамильярности и бесцеремонном залезании в чужую душу или в "позоре покровительства". Та дружба, представление о которой рассыпано во множестве его произведений, есть стойкое, неизменное, самоотверженное чувство, "недремлющей рукою" поддерживающее друга "в минуту гибели над бездной потаенной", оживляющее его душу "советом иль укором", врачующее его раны и способное разбить "сосуд клеветника презренный" [41].
Этому представлению был он верен и в жизни. Стоит указать на его трогательные обращения к Чаадаеву, к Пущину. Проявления дружеской приязни его глубоко трогали и оставляли неизгладимый след в его душе, "Мой первый друг, мой друг бесценный!" — пишет он в Сибирь благороднейшему И. И. Пущину, посетившему его "приют опальный" в Михайловском. "Как жаль, что нет теперь Пущина!" — говорит он на смертном своем одре [42]. В минуты житейских горестей, чуждый малейшей зависти, Пушкин умел утешаться "наслаждением слез и счастием друзей" и не отрекался от последних никогда и ни перед кем, твердо и безбоязненно проявляя свое к ним отношение, несмотря на то, что его приветам приходилось лететь "во глубину сибирских руд" и в "мрачные пропасти земли" [43].
Если эти далекие друзья и сберегли в свое время для России Пушкина, заботливо и предусмотрительно не приобщив его к своим планам, то между окружавшими его нашлись зато платившие обидой за жар его души, "доверчивой и нежной". Их "предательский привет" [44] глубоко уязвлял его впечатлительное сердце. Он мог повторить слова Саади в "Гюлистане": "Враг бросил в меня камнем, и я не огорчился, — друг бросил цветком — и мне стало больно". Рядом таких скрытых обид и злоупотреблений "святою дружбы властью", очевидно, вызваны выстраданные звуки негодования в его "Коварности", когда ему довелось "своим печальным взором прочесть все тайное в немой душе" того, кого он считал другом, и осудить его "последним приговором".
Таково было отношение Пушкина к людям. Посмотрим на нравственные требования, которые он предъявлял прежде всего к самому себе. Эти требования в значительной мере определяются тем, что признает человек необходимым для сохранения в себе самоуважения. Чуткою душою своею Пушкин не мог не сознавать, что лишь упорный и серьезный труд и полная правдивость с собою и с другими могут поддержать в человеке самоуважение и защитить его от сокровенного самопрезрения в те минуты, когда он не развлечен мелочною пестротою обыденной жизни.
