Красный далекий огонек семафора, казалось, висел в воздухе. Ближе, в тупике, снежно белел под рыжеи луной изотермический вагон.
— А что, говорю, ежели поднести к вашему вагону спичку, чай, здорово бабахнет?
— Так бабахнет, что вашу станцию в порошок уничтожит!
— Ну вот то-то! — сказал строго, поднявшись с рельсины, Зосима. — Пойти в хату табачку зыбнуть. Теперь на улице и трубку-то боязно палить. Спокойной вам ночи, служивый.
— Взаимно, папаша, — ответил вежливо красноармеец, тоже вставая и оглядывая безмолвные пески.
Поднявшись на высокий перрон, Зосима подошел к своей будке и с силон пнул ногой закрытую дверь. К удивлению старика, его сунуло вперед. Нога, не встретив опоры, прошла дверь насквозь. А затем дверь на глазах Зосимы рассыпалась в порошок, трухой запорошив голову и плечи. Звонко брякнулись о каменные плиты перрона упавший замок и дверная ручка.
— Да воскреснет… расточатся врази… — зашептал испуганно старик.
Он помедлил и шагнул нерешительно через порог. Внутри все было обычно, все на своих местах: в углу койка, посередине огромный пень, заменявший Зосиме стол. Старик подошел к койке, опустился на нее и рухнул на пол. Сначала он подумал, что сел мимо. Но когда увидел все ту же труху, в которую превратилась крепкая койка, его охватил ужас.
Зосима вскочил и, крякнув смачно, словно на морозе рюмку водки выпил, что было силы лягнул пень. Нога его вошла в дерево легко, без сопротивления, словно в ворох сена. Зосима быстро, будто обжегшись, выдернул ногу. Она и наружу вышла свободно, но пень исчез на глазах у Зосимы, осыпавшись грудой щепочек и горсткой пыли.
Зосима кинулся к станции, па крыше которой, спасаясь от комнатной духоты, фаланг и скорпионов, спало начальство: чета Козодавлевых и Володя Фастов.
— Иван Степанович!.. Комсомол, Володя!.. Прочкнитесь для ради бога!.. Беда! Все прахом пошло!
— Чего ты орешь? — спросил строго еще не заснувшнй Володя, наклонившись с крыши. — Скорпион, что ли, укусил?
Но, взглянув на испуганное лицо старика, Фастов обеспокоился. Поднялся во весь рост, поглядел в сторону тупика. Изотермический вагон на месте, вон он синеет снежной глыбой. Рядом — темная тень часового.
— Чего такое произошло? — спросил тоже проснувшийся Козодавлев.
— Зосима с ума спятил! — засмеялся, уже успокоившись, Володя.
— Ничего не спятил! — орал внизу Зосима. — Сначала белье, потом дверь, потом койка. Все прахом пошло!
— Койка, дверь… Ничего не понимаю. Пойти посмотреть, что ли, — проскрипел уныло Козодавлев и спустил с крыши ноги, шаря деревянную лестницу, прислоненную к стене.
