Почувствовав вдруг отвращение. Майра отбросила книжку и занялась поисками новых развлечений. На столе в окружении штыка, израильского шлема и метательной звездочки – сюрикена – стояла пишущая машинка Говарда. Позади нее лежал не используемый уже несколько лет эспандер – заказанная по почте игрушка для развития силы кистей. Несколько месяцев Говард никуда не выходил без него, непрерывно качаясь в тщетной попытке превратить себя в атлета. У него ничего не вышло. Эспандер ему надоел, или, возможно, Говард решил сосредоточиться на более приятном способе упражнять руки. В машинку был заправлен лист с наброском нового манифеста – очередного пустословия брата. Ей снова придется перепечатывать начисто эту галиматью, подумала Майра и не стала читать черновик.
Словотворчество брата больше не волновало ее, как когда-то, когда она считала его действительно кем-то значительным и нужным, а не бессмысленным бумагомарательством, как сейчас. В начале активной деятельности брата она даже опасалась за него.
По ее мнению, он слишком рьяно взялся за дело, исполненный какой-то параноидальной злобы. Спорить с ним было абсолютно невозможно. Он слышал только себя и свои аргументы. Одно слово против, и Говард начинал пылко ораторствовать, злясь все больше и больше по мере развития спора, словно Майра, и только она одна, стояла на пути его благих стремлений изменить мир.
Оказалось проще избегать подобных разговоров, и Говард бросился искать себе единомышленников на стороне.
Когда он основал «партию» и стал приводить соратников домой, в Майре снова пробудился интерес, но все они оказались стадом злобных, безмозглых идиотов, таких тупых и неотесанных, что Майра только диву давалась, где он их откопал и как они вышли на него. Она поражалась, неужели и ее Говард казался другим людям подлым и гадким недоноском из «белого отребья»? Неужели, когда он произносил речи в парке, прохожие смотрели на него, как на опасного психа, которого необходимо одеть в смирительную рубашку, обрить и накачать успокоительным? Майре было тяжело думать так о брате, но именно так выглядели со стороны остальные члены его «партии», а они, возможно, тоже имели сестер, волновавшихся за них и смотревших на них другими глазами.
Чем больше Майра слушала их болтовню на собраниях, тем больше ей хотелось, чтобы они навсегда исчезли из ее дома, и ее вновь зародившийся интерес снова угас. Они много и патетически говорили о насилии. Они были переполнены ненавистью, но больше походили на мальчишек, играющих в войну, поскольку были дезорганизованы, инертны и безвольны – дети, вообразившие себя мстителями Сиона; зрелище безобразное, но не пугающее.
