Из мрака возникло бледное, встревоженное лицо Джелме. Он что-то сказал, но Чингисхан не услышал — вновь впал в забытье.
Снова он пришел в себя только под утро. На этот раз ему удалось приподнять голову и оглядеться. Серый рассвет полз по небу, присыпая ночную тьму пеплом. По Онону плыл туман. Рядом никого не было. «Джелме бросил меня, — подумал Чингисхан. — Мы проиграли битву. Сейчас на запах крови из степи придут волки и завершат то, что не сумел сделать тот тайджиут…».
Плеск воды он услышал, когда первые лучи солнца окрасили небесный пепел рассветной кровью. Джелме, голый, мокрый, с тиной в волосах, упал рядом со своим повелителем на колени и протянул завязанный куском кожи рог.
— Господин, вот кислое молоко. Пей.
Напившись, Чингисхан почувствовал себя лучше.
— Откуда молоко? — спросил он.
— Я переплыл реку и украл этот рог в становище тайджиутов, что на том берегу, — одеваясь, просто ответил Джелме.
— Как ты смел бросить меня?! — тихо, почти шепотом, прорычал Чингисхан. — А если бы тебя схватили?
— Я не зря разделся, господин. Если бы меня поймали, я соврал бы, что мне по душе Джамуха и его слова о свободе. Я сказал бы, что собрался перейти под его туг, но ты, господин, узнал мои замыслы и велел убить меня. Палачи уже стащили с меня последние штаны, но тут мне удалось бежать. Вот так бы я сказал.
— А потом?
— Разве не вернулся бы я к тебе на первой же лошади? — простодушно спросил Джелме.
Чингисхан допил остатки молока и заметил рядом с собой розовую лужицу, в которой плавали кровавые сгустки.
— Это что?
— Повелитель, твоя рана тяжела. Если кровь в ней сгустилась бы в комок, его по жиле могло унести в голову или сердце. Это верная смерть, поэтому я отсасывал комки твоей крови, пока рана не закрылась.
— Прозрело мое внутреннее око, — уставившись в небо, сказал Чингисхан. — Я вечно буду помнить, о Джелме, сын Джарчиудай-евгена, как ты спас меня, сохранил жизнь мою во благо всем монголам.
— Я делал то, что должно, господин.
Родившийся день оказался щедр на неожиданности и удивительные события. Встретив рассвет полумертвым, к полудню Чингисхан уже смог сидеть в седле. Джелме перевязал ему рану чистой тряпицей и она почти не беспокоила владыку монголов. Но мысли путались в его голове и были они чернее ночи. Объехав окрестности, удалось собрать всего полторы сотни всадников. Никто не знал, где остальные, где враг, и что делать дальше.
Когда закат окрасил багрянцем западную часть неба, из степи примчался воин на взмыленном коне. Спешившись, он пошатнулся, но нашел в себе силы поклониться Чингисхану.
