— Государь мой Чингисхан! — зазвенел голос Борте. — Разве ослеп ты? Разве оглох? Ты на грани гибели, на краю бездны. Кто вырастит малюток моих, кто заступится за них, если падешь ты в эту бездну, подобно подрубленному стволу дерева? Синяя змея свила себе гнездо на твоих землях, государь. Она перессорила тебя и братьев твоих. Завтра подует ветер — и вас не станет. Зачем тогда жить мне?
Чингисхан молчал, все ниже и ниже склоняя голову на грудь. Темуге встал, прошел на середину юрты, туда, где стояли Оэлун и Хасар. Откинув занавеску на входе, вбежал стражник-турхауд:
— Повелитель, шаман Теб-Тенгри едет на праздник!
Чингисхан выпрямился. Тяжелым взглядом обвел всех собравшихся и обратился к Борте.
— Слова твои снова оживили меня, Борте-хатун. Вечное Синее небо не оставило нас.
Резко повернувшись к братьям и матери, Чингисхан махнул рукой и процедил сквозь зубы:
— Теб-Тенгри сейчас явится. Разрешаю поступить с ним по вашему усмотрению.
Хасар кивнул и выбежал прочь, увлекая за собой трех воинов.
За войлочными стенами ханской юрты завыли трубы, зазвенели колокольчики, но все звуки перекрыли глухие удары бубна. Минуту спустя шаман, сопровождаемый восемнадцатью здоровяками-борцами, вошел и двинулся к ханскому престолу, сиявшему чистым золотом у дальней стены. Все расступались перед ним, пока процессия не дошла до Темуге.
— Ты обманул меня, колдун, — крикнул он, схватил шамана за грудки и потащил обратно на улицу, приговаривая: — Давай-ка попытаем жребий, давай поборемся, как положено мужчинам в праздник Надом.
Борцы, что прибыли с Теб-Тенгри, попытались вступиться за своего господина, но турхауды обступили их, выхватив мечи.
— Ваш черед бороться придет позже, — с улыбкой сказал им Боорчу, поигрывая шипастой булавой.
Трое нукеров и Хасар поджидали шамана. Когда Темуге выволок его из юрты, все они набросились на Теб-Тенгри, заткнули ему рот клубком шерсти, подняли извивающееся тело и начали гнуть его, подобно луку, до тех пор, пока позвоночник шамана не сломался с громким треском.
Бросив тело у коновязи, братья Чингисхана вернулись в юрту.
— Теб-Тенгри оказался другом на час, — усмехнулся Темуге. — Теперь притворяется спящим, чтобы не бороться со мной.
Чингисхан все понял и кивнул брату. Оэлун просияла — угрожавшей ее детям опасности не стало. Труп шамана увезли в его синюю юрту. Дверь и дымовое отверстие закрыли железными заслонками. Вокруг по приказу Чингисхана встали в круглосуточный караул турхауды.
