По данным Счетной палаты РФ только на содержание армейской группировки в Чечне за 1995 год потрачено 5,71 трлн рублей (в этой цифре не учтены расходы МВД, Федеральной пограничной службы, ФАПСИ, ФСБ и подразделений гражданской обороны, принадлежащих МЧС). В то же время долг МО по выплате зарплат военнослужащим и гражданскому персоналу на 1 января 1996 составил 4,3 трлн рублей. Журналисты метко подметили, что военнослужащие одолжили государству львиную долю денег, необходимых для восстановления конституционного порядка в Чечне (МК, 10.04.96).
Зато военная номенклатура, ведущая нас от поражения к поражению, жила припеваючи. При общем сокращении генералов в армии на 603 человека другие силовые структуры увеличили их количество на 328 человек. По сравнению с 1992–1993 годами Федеральное дорожно-строительное управление увеличило число своих генералов на 11 человек, железнодорожные войска — также на 11, Министерство по чрезвычайным ситуациям — на 18, Федеральное агентство правительственной связи — на 86, МВД — на 47, Федеральная пограничная служба — на 159 человек (НГ, 30.03.96).
Накануне президентских выборов 1996 года новых генеральских должностей должно было стать на тысячу больше. Ельцин начал очередной звездопад с посещения штаба Московского военного округа внутренних войск МВД, где прямо на месте подписал Указ о присвоении генеральских званий восьми старшим офицерам. На 1830 генералов в Вооруженных Силах теперь приходилось около 3000 генералов в других силовых ведомствах (АиФ, № 15, 1996).
Можно сказать, что в период Чеченской войны происходил настоящий апокалипсис, предательство армии собственными армейскими верхами и всем государственным аппаратом. Армия находилась на грани того же краха, что постиг ее в октябре 1917 года. Значит страна стояла на пороге гражданской войны.
Особенно опасен армейский апокалипсис был тем, что не виден, не заметен большинству обывателей. А более всего страшно озлобление против армии — единственной опоры российской государственности, которая все еще держалась, не сдавалась «демократическим» реформаторам.
"ЗАЩИТНИКИ" В ЛАМПАСАХ
Перед казачеством принято ломать шапку всем, независимо от политических воззрений. В глаза принято восхищаться их выправкой и удалью, за глаза — называть "асфальтовыми казаками" и "ряжеными".
Тут сказывается синдром описанный Салтыковым-Щедриным, имевшем счастье наблюдать лупоглазых германских офицеров:
"Когда я прохожу мимо берлинского офицера, меня всегда берет оторопь. <…> Не потому жутко, что я боялся, что офицер кликнет городового, а потому, что он всем своим складом, посадкой, устоем, выпяченной грудью, выбритым подбородком так и тычет в меня: я герой! Мне кажется, что если бы он сказал: я разбойник и сейчас начну тебя свежевать, — мне было бы легче. А то «герой» — шутка сказать! Перед героями простые люди обязываются падать ниц, обожать их, забыть о себе, чтоб исключительно любоваться и гордиться ими, — вот как я понимаю героев! Но как бы я ни был мал и ничтожен, ведь и у меня есть собственные делишки, которые требуют времени и забот. И вдобавок эти делишки, вместе с делишками других столь же простых людей, не бесполезны и для страны, в которой я живу. Неужели же я должен обо всем забыть, на все закрыть глаза, затем только, чтобы во всю глотку орать: ура, герой! Нет, право, самое мудрое дело было бы если бы держали героев взаперти, потому что это развязало бы простым людям руки и в то же время дало бы возможность стране пользоваться плодами этих рук. <…> Русский человек способен быть действительным героем, но это не выпячивает ему груди и не заставляет таращить глаза: я герой! Он смотрит на геройство без панибратства и очевидно понимает, что это совсем не такая заурядная вещь, которую можно всегда носить с собою, в числе прочей амуниции." (т.14, с. 52–53).
