— Где вы?—спросила Мэри и, вытянув руки, двинулась вперед. Она коснулась сначала пиджака Кришны, который уже высох, но от соленой воды покоробился, потом руки Саймона.
— Тебя-то уж мы не потеряем,— засмеялся Саймон.— Стоит потянуть носом...
— Хватит! — крикнула Мэри.— Что тут смешного? Сто раз повторяешь одно и то же.
Наступило короткое молчание.
— Извини. Дурная привычка,— вздохнул Саймон.
И она поняла, что он обиделся. «Он, наверное, застенчивый,— вдруг пришло ей в голову.— Люди, которые много шутят, часто бывают от природы застенчивыми».
— А свет нельзя зажечь?—спросила она.
— Электричество отключено. Но я принес с собой фонарик.
Появился тонкий, как карандаш, луч света. Стали видны глаза Саймона. Потом он обвел лучом комнату, и Мэри ахнула: кроме того места, где они стояли, вся комната была битком набита статуями: обнаженные женщины, каменные львы, а в одном углу гигантская деревянная фигура женщины в ярко раскрашенных покрывалах. Женщина наклонилась вперед, сложив на груди руки и подняв голову, а глаза ее смотрели куда-то вдаль.
— Это со старого парусника,— объяснил Саймон.
Может, так играл луч карманного фонарика, а может, сама фигура была искусно вырезана, но только Мэри показалось, будто ветер играет золотыми волосами женщины.
— Мне здесь не нравится,— заявил Кришна. Его холодная рука коснулась руки Мэри.— Не хочу я здесь оставаться.
— Никто тебя и не заставляет,— ответил Саймон.— По крайней мере, в этой комнате.
И темным коридором — там еще сильнее пахло мышами — он провел их в другое подвальное помещение, где в полном беспорядке стояли столы, стулья, комоды, старые плиты и, наконец, жестяные ванны, набитые украшениями из фарфора.
Мэри посмотрела туда, куда указывал луч фонарика, и увидела пятнистых собачек, кружки и чайники. Все вещи были старые, большинство побито.
— Это старинные вещи? —с трепетом в голосе спросила она.
— Нет, это все хлам,— покачал головой Саймон.— Вот наверху действительно есть кое-что. Дядя Хорейс считает, что, приезжая отдыхать, люди готовы купить все что угодно, особенно в дождливые дни.
— У моего отца тоже есть лавка,— сказал Кришна.— Но не такая. Он торгует только новыми вещами.
Много позже Мэри поняла, как, должно быть, странно и страшно ему было, прилетев из Африки в Англию, очутиться в темной, запертой лавке, полной старых статуй и битого фарфора. Но в ту минуту она думала только о том, как неприлично намекать на то, что он считает лавку дяди Саймона заведением, которое торгует старьем.
